Михаил Хазин - Воспоминание о будущем

Разумеется, науку экономику эта книга не закрывает. Но принципиальных изменений в модели капитализма, с точки зрения тех вопросов и того плана, которые были даны во Введении, она, скорее всего, уже не даст. И таким образом, остается главная проблема (которая пока ни в книге, ни в современной жизни не обсуждалась): какой будет новая модель развития. Та самая, посткапиталистическая, предсказанная А. Смитом и Марксом. Пока можно только сказать, что момент конца капитализма близок, и избежать обсуждения того, что может быть после него, совершенно невозможно. И об этом – в следующей главе.

Как мы видим, все ПЭК-кризисы заканчивались долгими депрессиями (третий из них фактически из одной этой депрессии и состоял) и выход из них обеспечивался за счет внешних источников. Ну точнее, «рейганомика» состояла в том, что был форсаж потребления за счет источника внутреннего, но так она и завершилась бы катастрофой к началу 90-х, если бы не удалось разрушить СССР и захватить его рынки.

Фактически в тот момент перед элитами Запада (т. е. Западного ГП) стояла единственная сверхзадача – разрушение конкурентного Красного ГП. И цена такой победы роли не играла, поскольку поражение просто не оставляло места для этой элитной группы. Соответственно, никто не думал о долгосрочных последствиях «рейганомики», это был последний шанс: пан или пропал. Запад выиграл – и с ценой этого результата стал разбираться по его итогам.

Собственно, если совсем честно подходить к вопросу, то даже по итогам победы дело вот-вот закончится катастрофой, да и вообще, с точки зрения любого здравомыслящего экономиста, рост в ситуации, когда объем долга все время опережает рост экономики, представляется не совсем правильным. Толковый бухгалтер легко оформит часть такого долга, как рост основных средств или еще как-нибудь, и получится у нас экономический рост, вот только не в жизни, а на бумаге.

Я не занимался исследованием воспроизводственного контура экономики США в 60-е годы и не могу сказать, как он соотносится с нынешней ситуацией. Косвенным показателем могут быть реально располагаемые доходы американских граждан, которые находятся на уровне конца 50-х годов. К слову, я не согласен и с тотальными пессимистами в части оценки американской экономики: да, очень многие производства потеряны, но технологии остались. И при наличии независимой от мира финансовой системы (тут есть вопросы, последние конфликты Трампа с руководством ФРС тому пример) многое можно восстановить.

Вопрос только, какому году (и, соответственно, каким технологиям) будет соответствовать новый, восстановленный воспроизводственный контур американской экономики? 1990-му? 1970-му? Или 1925-му? Но такие вопросы выходят за пределы этой книги, нельзя объять необъятное. Главное то, что системный, не временный, выход из глобальной депрессии, которая завершает ПЭК-кризис, невозможен за счет внутренних ресурсов. А на сегодня нет и ресурсов внешних: вся мировая экономика представляет собой единую систему разделения труда, сшитую единой финансовой системой. И выскочить из нее практически невозможно.

По этой причине развитие посткризисной депрессии почти неизбежно приведет к распаду мира на (относительно) независимые системы разделения труда (валютные зоны). Почему это станет возможно, ведь это неизбежно вызовет сокращение уровня разделения труда, а значит, и упрощение технологий и падение уровня жизни? А потому, как было описано в книге, реальное потребление граждан даже в США упадет как минимум в 20-е годы прошлого века – а в это время в мире было четыре технологических зоны и начала формироваться пятая (Советская).

Поскольку единое, централизованное управление мировой экономики, осуществляемое в рамках Бреттон-Вудской системы, разрушается, то регионы (ну точнее, макрорегионы) должны выходить из кризиса самостоятельно. Откуда взять ресурс? Ничего, кроме эмиссии, не остается, но эмиссионный ресурс в рамках б.-в. системы мгновенно выкачивается в метрополию (это хорошо видно по современной российской экономике). Значит, нужно восстанавливать региональные эмиссионные центры и восстанавливать товарно-валютные барьеры. Недаром на G20 сразу после кризиса главное внимание было уделено недопущению таких барьеров.

Опять же эмиссия работает только там, где можно организовать спрос. Если инфраструктура избыточна, то для нее спрос нужен достаточно большой и его восстановить на докризисный уровень будет невозможно, спад будет большой (у стран «золотого миллиарда», они же развитые страны). А вот в странах и регионах, в которых инфраструктуры, в том числе производственной, недостаточно, можно инвестировать в ее создание, при условии, что их удастся закрыть от вывода капитала и внешней продукции товаров народного потребления. То есть в процессе кризиса будут восстанавливаться технологические зоны в варианте конца XIX – начала XX в.