Вадим Гребенников - Наружка. История спецслужб

В назначенный день сотрудник ЦРУ прибыл на протокольный приём — как полагается, при галстуке, в строгом костюме. Туда же пришел и его оперативный партнёр, одетый более легкомысленно, по яркой американской моде 1970-х — такие вольности ему позволялись согласно предварительной разработке. Этот человек, как считалось (и подтвердилось), серьезных подозрений КГБ не внушал. Конечно, оба знали, что их появление зафиксировано службой НН КГБ.

Тем временем появился и третий участник операции — с гипсовой повязкой на голени, в спортивной куртке и лыжной шапочке (по легенде, он недавно получил травму и даже не мог водить машину — его привезла жена). Когда собрались все трое, разведчик обменялся одеждой и «идентичностью» с тем, кто был кричаще одет, и покинул приём в компании «травмированного» и его супруги.

Естественно, их уход был отмечен наружкой КГБ, но наблюдатели считали, что подозреваемый разведчик всё ещё в здании. А разведчик между тем переоделся в машине в неприметные пальто и шляпу, преспокойно встретился с агентом и вернулся в той же компании на приём, где была произведена обратная процедура перевоплощения. Вот вам излюбленный трюк Гудини — «человек там, где его нет».

«Волк в собачьей шкуре»

Наиболее необычный способ иллюзионного обмана, предложенный Малхолландом, связан с использованием… крупной собаки. Вот как он был применён в Москве в том же 1970 году. Новый сотрудник посольства прибыл с огромным сенбернаром, весившим чуть ли не центнер.

Когда требовалось доставить разведчика на место встречи с агентом, тот облачался в искусственную собачью шкуру, а владелец настоящего сенбернара увозил этого (да простится нам такая шутка) «волка в собачьей шкуре» в машине, якобы для ветеринарного осмотра. В шкуру для пущей достоверности был даже вмонтирован магнитофон с записью собачьих звуков: ворчания и пая. В безопасном месте разведчик переодевался, а после выполнения задания возвращался обратно так же, под видом сенбернара.

Здесь можно заметить, что идея маскировки под животных принадлежит всё же не Малхолланду, хотя и включена в его руководство для разведчиков. Ещё во время Второй мировой войны британское Управление специальных операций предложило заброску диверсантов в оккупированную немцами Францию в каучуковых муляжах коров.

Разработка в США системы радиоперехвата под кодовым названием «SRR-100» началась ещё в 1970-е годы, после того как технический сотрудник американского посольства в Москве перехватил радиопередачи службы НН КГБ и сопоставил данные с перемещениями американского персонала. Чтобы в этом детально разобраться, московская резидентура ЦРУ организовала серию выездов своих оперативников по заранее известным маршрутам, назвав операцию «Бегущий кролик».

Так были проанализированы радиопередачи 7-го управления КГБ. После этого офицеры ЦРУ, настраивая свои приёмники, старались идентифицировать сигналы и даже делали записи радиопередач, что позволило отпечатать на стареньком струйном принтере распределение частот и картину радиосвязи КГБ.

Первые радиоприёмники ЦРУ для перехвата советской «наружки» были достаточно маленькими, чтобы спрятать их под пальто. Однако они имели возможность сделать отметку времени нажатием кнопки в моменты, когда разведчик выходил на улицу, затем спустя 5 минут и потом, когда он поворачивал налево или направо. Анализ отметок времени и местоположений объекта был сопоставлен с радиопереговорами сотрудников КГБ, чтобы определить, когда за «кроликом» была слежка и какая частота использовалась.

Через какое-то время прояснилась картина интенсивности и вида слежки, с которой сталкивались американцы, и то, как «наружка» координировала свои силы и действия. В результате у ЦРУ появилась модель для определения стандартной оперативной процедуры КГБ при выходе американского разведчика из здания и анализ типов поведения объекта при появлении слежки. Эта информация позволяла понять, кто из американцев чаще всего был под наблюдением.

Радиоперехват показал, что в радиопереговорах КГБ было совсем немного слов. Например, употребление числа «21» означало, что «объект в моём поле зрения», в то время как другие кодовые слова описывали определённых людей, а также их действия. Короткие диалоги или отдельные слова могли указывать на слежку, в то время как продолжительная тишина в эфире стала для ЦРУ надёжным признаком отсутствия наблюдения КГБ (на чём и «прокололась» сотрудница Петерсон).