Дарья Златопольская - Важные вещи. Диалоги о любви, успехе, свободе

Ну уж если я «знаю себе цену», то что тут стесняться? Моя сверхзадача – сделать так, чтобы этот театр, который встал с колен и обрел физическую, духовную и иную крепость и стать, продолжал бы движение вперед.

Что такое движение вперед? В искусстве иногда очень сложно понять, куда оно движется.

Вот этот рецепт, выписанный Борисом Леонидовичем Пастернаком…

Я очень люблю эти слова Пастернака. Но в этих стихах – в каждой строчке, с самого начала, с «быть знаменитым некрасиво», что все очень любят цитировать, – содержится вопрос. Нужно понять, что имел в виду Борис Леонидович. Что такое – быть «живым, живым и только»?

Это означает, что время от времени ты обязан разрушать свой собственный стереотип и создавать его заново. Вот и все.

Д. З. У вашего любимого героя Рэндалла Макмерфи из «Полета над гнездом кукушки» [15] «ПОЛЕТ НАД ГНЕЗДОМ КУКУШКИ» Роман Кена Кизи (1962) «Над кукушкиным гнездом» считается манифестом нонконформизма. Герой книги Рэндалл Макмерфи, симулирующий слабоумие и переведенный в психбольницу из тюрьмы, подрывает больничный порядок, установленный старшей медсестрой. К организованному им побегу присоединяются другие пациенты. В финале главного героя отправляют на лоботомию, после которой он возвращается в вегетативном состоянии. Роман приобрел всемирную известность благодаря экранизации Милоша Формана (1975). Макмерфи стал культовой ролью Джека Николсона, а произнесенная им в картине фраза «Я хотя бы попытался» – девизом и вдохновением для многих зрителей. и у барона Мюнхгаузена из вашего фильма есть общая черта: способность проиграть и погибнуть. Говоря словами Андрея Вознесенского из «Юноны и Авось»: «Авантюра не удалась, за попытку спасибо». Какой смысл в том, чтобы проиграть?

М. З. Может быть, по-настоящему героические акции не имеют прагматичного смысла. Героиня «Юноны и Авось» Кончита ждала Резанова тридцать пять лет. Она каждый день выходила на берег океана, а потом дала обет молчания и ушла в монастырь. Она была красива, молода, у нее было много поклонников. Она могла бы рожать красивых детей. С точки зрения здравого смысла ее решение было безумием. Но это был космический поступок, выход за пределы пределов. И такое должно иногда в жизни происходить.

В «Обыкновенном чуде» Волшебник говорит, что смерть героя – повод задуматься. А его жена возражает, что это бесчеловечно – убивать героя, чтобы расшевелить равнодушных. Вы на чьей стороне?

Быть сочинителем – вещь вообще рискованная и опасная. Я иногда говорю артистам, что они занимаются очень рискованным делом. Человек срифмовал что-то о своей любимой и сказал, что он поэт. Все согласились: да, поэт. В советское время можно было даже получить официальное подтверждение, что ты поэт, за это платили деньги, давали заработать переводами. Но вообще понимать, что ты сочинитель, очень опасно. Приходится иногда, как Мюнхгаузен, выходить за пределы общепризнанных истин.

Одна из главных тем вашего театра – это гипнотическая заразительность. Вы об этом часто говорите и в этом хорошо разбираетесь. Но это то, что очень сложно ухватить.

Одно время я ужасно надоел артистам. Все время говорил: «Магнитное поле, магнитное поле». Потом стал говорить: «Энергетика, энергетика», чем довел свою жену. Она мне сказала: «Больше не говори так при мне, я не могу это слышать». Это было еще до того, как вся страна стала так говорить про «энергетику».

Но что бы это ни было, это чувствуется только из зрительного зала. На диске или на пленке это зафиксировать невозможно. Можно только войти в эту среду. Поэтому я всегда смотрю свои спектакли из семнадцатого ряда. Не дай бог начнут кашлять. А когда сидят и внимают, а потом добавляют на сцену свою энергию, а артисты ее используют, – тогда, скажу вам честно, возникает ощущение счастья.

А что это все-таки за энергетика или магнитное поле? В своей книге вы пишете: «Знаю ли я ответы на эти вопросы? Если бы не знал, то не писал бы».