Алексей Иванов - Быть Ивановым. Пятнадцать лет диалога с читателями

Я никогда не был участником какой-либо писательской тусовки. Я всегда сам по себе и всего добивался сам (за исключением «стартовой удачи» с Л. Юзефовичем, но и к ней я подготовился самостоятельно). У меня есть надёжный помощник — мой продюсер Юлия Зайцева, вот и вся тусовка. Такая нелояльная позиция в нашей московско-тусовочной культуре подразумевает конфликтные отношения с тусовкой и потерю многих преимуществ, например премий или переводов; подразумевает незнание свежих сплетен и раскладов. Но она даёт возможность отстаивать свои права и сохранять творческую свободу.

Короче, всё по Пушкину: «ты царь, живи один». Не рассчитывайте ни на какую компанию, если хотите в литературе быть самим собой, и сторонитесь соцсетей — они начинают рулить человеком и ломают позвоночник свободе.

Литературой правит тусовка. Нелояльное отношение к тусовке лишает многих благ: премий, переводов, знания литературных раскладов. Но даёт другое: возможность отстаивать свои права и сохранять творческую свободу

Балуюсь написанием книг. Хотел бы узнать, как у вас получается так замечательно всё описывать? У вас не бывает чувства, будто вы вываливаетесь куда-то из реальности и уноситесь так глубоко в сюжет, что после тяжело сконцентрироваться на обычных вещах? Будто вы выходите из своего тела? Вот такой вот метафизический вопросец.

Вопросец нормальный.

Нет, у меня не бывает выхода за пределы себя. Меня не охватывает бурное вдохновение, выдирающее меня из реальности. Просто я всегда ясно представляю себе то, что описываю, и по опыту знаю, как это надо описать технически. Например, в сюжете экшена следует строить фразу так, чтобы она ритмически соответствовала действию, и глаголами указывать на все основные фазы действия, а метафоры использовать только краткие и ясные сразу. А в описании природы всегда указывать, какое было небо: без неба нет картинки. И так далее. Таких хитростей много. Но они идут от мастерства, а не от метафизического «иновидения».

Я увлекаюсь написанием рассказов. Последнее время занялся анализом текстов. Пытаюсь экспериментировать со стилистикой. Взял «Географа» и остальные ваши произведения. Мне стало интересно: а почему по стилистике вы не возвращаетесь к «Географу»? По-моему, очень даже современно и, я бы сказал, оригинально. Фрагментарно. Начало прям театральное. Обрисовывается общий кадр, запускается действие, что-то вроде спектакля. Чувства через интонацию и природу. Причём чувства Служкина не известны никому. Он даже не рассуждает. Только во второй части мы узнаём, о чём он на самом деле думает. Очень оригинально. А вот ваши следующие работы создают ощущение кинематографичности и ближе к толстовским структурам. Собственно, вопрос один: почему придерживаетесь классического стиля, а не того, в котором написан «Географ»?

Приятно, что вы заметили эту особенность «Географа» — отсутствие описания мыслей и состояний главного героя, отсутствие его внутренней речи (кроме главы о походе, которая вообще написана от первого лица). Не знаю, что вам ответить. Мне интересно делать так, как делаю сейчас, — и внешнее описание, и внутреннее, и картина мира глазами персонажей. Рафинированная манера «Географа» мне сейчас представляется слишком «от головы». Она годилась тогда, когда герой должен быть загадкой для читателя. Сейчас мне уже не хочется загадывать загадки, хочется говорить о главном, а о главном надо говорить просто.

Если хочется задавать загадки читателям, то можно играть с манерой подачи. Если хочется говорить о главном, то о главном говорят просто

Недавно натолкнулась на очень интересное и спорное мнение Василя Стуса о роли искусства и месте творца в нём. «Что такое поэт в чистом виде? Человек, который вырывается из границ обыденного: пренебрегает имеющимся и стремится к утраченному и недостижимому. Казаки становились кобзарями, уже не имея возможности держать в руках грозного оружия. Гомер компенсировал утраченное зрение. Современный поэт ищет самого себя — в том пространстве, которым он — всегда вопреки реальности — определяет пространство своей индивидуальности. Но, ещё не найдя себя, он теряет и то, что имеет. Область поэтического творчества, этой своеобразной формы инобытия, интенсивнее на территории реальных потерь».

Что вы думаете по этому поводу?

Если с поэзии распространять мнение В. Стуса на прозу, то я не согласен. Конечно, есть немало примеров «компенсаторного» писательства (например, Грин с его идеей «несбывшегося»), но точка зрения В. Стуса близка к экзистенциализму, а лично я, при всей поддержке экзистенциализма, не считаю экзистенцию главным мотивом творчества. Я вообще не склонен считать творчество некой «отдельной» деятельностью. На мой взгляд, творчество — просто вариант (форма) существования личности. Я много раз уже говорил об этом, объясняя, что такое (на мой взгляд) писательство.