Алексей Иванов - Быть Ивановым. Пятнадцать лет диалога с читателями

Художественный метод Толстого, основное средство выразительности, способ отражения и познания действительности — точность. Пресловутая «корявая» речь Толстого корява как раз потому, что Толстой ищет наиболее точную фразу, и не всегда язык способен к такой точности, приходится его проминать, ломать, затачивать, нарушать благолепие. У Толстого нет ни одной фальшивой ноты. Всё, что должно быть сказано, — обязательно сказано, и ничего лишнего. Самое важное названо самым важным, ерунда названа ерундой. Вот этим высоким совершенством, этой адекватностью меня и восхищает Толстой.

Художественный метод Льва Толстого — точность. Всё, что должно быть сказано, обязательно сказано, и все вещи названы своими именами. Этой адекватностью Толстой и восхищает

Мы хотим раскручивать бренд «Оренбург — родина Толкового словаря В. И. Даля». Что скажете об этой идее? И вообще о Дале в Оренбурге?

Я писал о Владимире Дале в книге «Увидеть русский бунт», но его присутствие в моих произведениях гораздо более масштабное, чем просто эпизоды с Пушкиным. На меня огромное впечатление произвела книга Даля «О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа». Это настоящая энциклопедия русской народной демонологии и бытовой мистики с рационалистической трактовкой сюжетов и воззрений. Эту работу Даля я взял за основу, когда писал роман «Золото бунта». Мышление моего героя Осташи — эталонное именно «по Далю». Я понимаю, как Далю удалось создать столь всеобъемлющий свод: в Оренбуржье было «всякой твари по паре», и Даль здесь «путешествовал по всей стране», оставаясь, в общем, на одном месте. Поэтому Оренбуржье для Даля — необыкновенно важная территория, роль которой в становлении учёного невозможно переоценить.

Владимир Даль — одна из системообразующих фигур русского мира. Дело не только в том, что он автор великого словаря и друг Пушкина. Даль определил новые форматы осмысления национальной культуры. И в этом ему помогло именно Оренбуржье. Земля, на которой сошлись русские люди со всех концов страны, стала Россией в миниатюре — многонациональной, многоукладной и многоязычной. Такая географическая «генерализация» и помогла Далю осознать русскую речь во всём её объёме и разнообразии. Провинциальный Оренбург сделал Владимира Даля культурным деятелем общенационального масштаба.

«Корабли и Галактика» не просто понравились, я ни у кого из фантастов не встречала такого яркого, необычного, вкусного и захватывающего повествования! Вам никогда не хотелось продолжить писать фантастику?

«Корабли и Галактика» — вещь новаторская и необычная для российской (точнее, конечно, для советской) фантастики; наверное, поэтому «фэны» восприняли её с крайним высокомерием, хотя она получила высшее одобрение Виталия Ивановича Бугрова — человека номер один в фантастике СССР. Очень жаль, что Виталий Иванович умер так скоропостижно. «Корабли» стали последней крупной вещью, которую он опубликовал.

Для меня фантастика была возрастной темой, и я ушёл от неё как от жанра. Нынешнее состояние фантастики — «блеск и нищета». Коммерчески суперуспешное гетто. Высокая традиция советской фантастики замещена трешем, на две трети — фэнтезийным, а не фантастическим. Произошла вообще очень странная вещь: «технологическая» фантастика времён СССР (об иных планетах и удивительных изобретениях) сменилась фэнтези (о вампирах и драконах). Что, человечество перестало мечтать о космосе и прогрессе? Я вижу этому другое объяснение. Мы перестали понимать техносферу. Как работает трактор, мы понимаем, а как работает айфон — уже нет. То есть техника стала для нас волшебной. К этому можно добавить ориентацию на развлечение и общую постмодернистскую стратегию конспирологии (когда объяснения событий не ищут, а выдумывают). Суммарный результат этих изменений в общественном мышлении привёл к тому, что научную фантастику вытеснило фэнтези.

Ну а лично мне интереснее «вписывать» свою фантазию в реальный мир, в реальные исторические и географические обстоятельства. Поэтому фантастика у меня присутствует как приём, но не как жанр.

Мы перестали понимать техносферу. Мы понимаем, как работает трактор, а как работает айфон — уже нет. Техника стала для нас волшебной. Поэтому в массовом сознании научную фантастику заместило фэнтези

Считаю «Сердце пармы» лучшим историческим романом, который я когда-то читал. Не раз встречался с критикой вашего романа за смешение стилей исторического и фэнтези. Мне кажется, что это лучшее, что можно сделать с историческим романом. Когда-то, по-моему, у Ницше я прочитал, что почти невозможно понять людей других эпох. А вы окунули нас в таинственный XV век. Заставили нас мыслить, как наши предки 500 лет назад. Такой роман дороже тонны фактов.