Дмитрий Брикман - Детский недетский вопрос

Очень хороший вопрос. Должна быть вера и не должно быть религии. Во-первых, церковные перегородки до неба не доходят. Все конфессии так или иначе уже придуманы дядями-чиновниками и не имеют никакого отношения к истинной вере. Отношения человека и Бога — вещь интимная, глубоко индивидуальная для каждого. И поэтому не нужны такие «замполиты», «комиссары», посредники Бога на Земле. Те, кто проповедует разного рода религиозные установки, я считаю, ничего к вере не добавляют, а иногда и вредят.

Надо верить в сказки.

Да. Дело в том, что старики часто впадают в детство, и я не исключение. На старости лет я начал верить в детские сказки и в легенды и мифы, которые тоже разновидность сказок, и пытаюсь объяснить их с позиции современной науки начала XXI века. Из этих историй мне кажется самой интересной сказка об Атлантиде, которая погибла, утонув в водах океана. Не менее интересна сказка о том, как Моисей выводил свой народ из Египта, и его спасло цунами, которое утопило войско фараона. Эта сказка оказалась реальностью, потому что в Красном море египетские археологи нашли остатки войск фараона. Гибель Содома и Гоморры, которых Бог наказал за грехи, тоже, я считаю, была реальностью. Не говоря уже о Всемирном потопе.

То есть в сказки верить надо. У меня есть песня «Давайте верить в чудеса», потому что «когда они стучатся в двери, ведь если в них не будем верить, то их не будет никогда». Так что сказка может стать былью, особенно хорошая. А в страшные сказки верить не хочется.

Это вопрос, который меня тоже всегда интересовал. То ли потому, что они за 27 лет, как Лермонтов, сделали на Земле то, на что нормальному человеку и ста лет не хватит, то ли потому что Бог призывает их к себе на беседу… Это вопрос, на который я не могу ответить. Но в их раннем уходе есть некая закономерность.

Это вопрос, который мучил меня в детстве, я сейчас стараюсь о нем не думать: почему я — это я?

Я не могу ответить на этот вопрос, я не знаю. Я не знаю, кто я.

Тоже. Я совершенно не понимаю.

Ой, милая девочка, дай тебе Бог никогда этого не испытать! Когда ты понимаешь, что жизнь не та, ты делаешь не то, вокруг тебя не те люди, а что делать, не знаешь — это называется болеть душой. Но эта болезнь души дала возможность Моцарту написать реквием, дала возможность появиться очень хорошим песням «То не ветер ветку клонит, не дубравушка шумит», «Догорай, моя лучина, догорю с тобой и я» и другим великим произведениям. «Там, где немеет в муках человек, мне дал Господь поведать, как я стражду». Понимаете? Лучше Данте это никто не мог сказать. И поэтому иногда болезнь души может быть двигателем творчества.

Кураж — это желание поизгиляться там, где изгиляться особенно не надо.

А у вас не бывает чувства куража?

Не бывает.

Нет.

Да не холодный разум, но куражиться я не люблю.

Нет, куражиться — это не валять дурака. Валять дурака — это дело безобидное. Куражиться — это издеваться над другим человеком. Вот, например, Лермонтов куражился над Мартыновым, и тот его убил. Вот к чему это привело. Это не безобидное занятие.

Там, где ты наносишь вред другим людям, прежде всего.

Не всегда.

Нет. Если мы живем в человеческом обществе, то всегда есть какая-то порядочность, когда все должны относиться друг к другу с уважением, есть заповеди, которые переступать нельзя: допустим, не красть хлеб, не нарушать обязательств, потому что иначе мы будем не людьми, а в лучшем случае стаей хищников.

Они отличаются, но тем не менее определяются законами человеческого бытия. Не случайно же заповеди Ветхого завета и атеистический моральный кодекс строителя коммунизма, который я впитывал с детства под барабан, — это одно и то же. Только называется по-разному. Я всегда думал о том, каким же зверем был человек в ветхозаветное время, если надо было ему вколачивать: не укради, не убий, не пожелай жену ближнего своего — вытравлять эти звериные инстинкты.