Ребекка Солнит - Мужчины учат меня жить [litres]

Теперь все изменилось. Широко разошелся термин «культура изнасилования». Он означает, что отдельные преступления обусловлены массовыми культурными особенностями, и бороться нужно – и можно – и с тем, и с другим. Впервые это выражение использовали феминистки 70-х, но в широкий оборот оно вошло с возникновением в 2011 году «маршей шлюх», направленных на борьбу с виктимблеймингом (обвинением жертв).

Началось все с того, что в одном из университетов Торонто полицейский обратился к студенткам с лекцией о безопасности, призвав их не одеваться как шлюхи. Совсем скоро марш шлюх приобрел международный масштаб. Молодые сексуально одетые девушки стремились вернуть себе место в общественных пространствах (примерно как в ходе акций «Вернем себе ночь» в 80-х, но в этот раз было больше помады и меньше одежды). Молодые феминистки – это фантастика: умные, храбрые, остроумные, выступающие за права и за собственное место. Именно они творят историю.

Комментарий полицейского насчет «шлюх» был частью дискурса, в рамках которого безопасность девушек предполагалось обеспечить за счет их возвращения «в ящик» (туда не ходи, этого не делай), а не за счет того, чтобы призвать парней не насиловать. Это – часть культуры насилия. Но возникло общенациональное движение, созданное в основном студентками колледжа, многие из которых пережили насилие в учебном заведении, и оно помогло изменить подход к подобным инцидентам. Появилось и движение против эпидемии насилия в армии, позволившее сделать реальные шаги к изменению ситуации.

Феминизм нового времени помогает видеть проблемы под новым углом, и это, пожалуй, стало возможно лишь в результате столь многочисленных перемен. Исследование изнасилований в Азии приводит, в том числе, к тревожным выводам о массовом характере этих преступлений, но одновременно предлагает термин «право на секс», помогающий объяснить, почему насилуют так много. Авторка отчета, докторка Эмма Фулу говорит: «Им казалось, что они вправе заняться с женщиной сексом независимо от ее желания». Иначе говоря, у самой женщины никаких прав нет. Откуда они это взяли?

В 1986 году писательница Мари Шир сказала: «Феминизм – радикальная идея о том, что женщины – это люди». И эта идея до сих пор принята не везде, но тем не менее процесс идет. Дискурс меняется – и это вдохновляет. Как вдохновляет и то, что в рядах сторонников феминизма все больше мужчин. В принципе, они были всегда. Когда в 1848 году в городке Сенека-Фоллз прошла первая конвенция по правам женщин, тридцать два из ста подписавших ее манифест, близкий по духу Декларации независимости, были мужчинами.

Феминизм по-прежнему считали женским делом. Но, подобно расизму, мизогинию никогда не искоренить силами одних лишь ее жертв. Мужчины «в теме» понимают, что цель феминизма – не ущемить в правах их пол, а помочь освободиться всем нам. Нам еще много от чего предстоит освободиться – скажем, от системы, где поощряется конкуренция, безжалостность, недальновидность и грубый индивидуализм, системы, разрушающей окружающую среду и поддерживающую бездумное потребление; одним словом, от капитализма. Он воплощает худшие проявления мачизма, одновременно разрушая лучшее, что есть на земле. Многие мужчины хорошо вписываются именно в эту систему, но никому из нас от этого не лучше. Вспомним такие движения, как мексиканская сапатистская революция, у которой была в том числе феминистская, а также экологическая, экономическая повестка, планы по улучшению жизни коренных народов Америки и другие идеи. Возможно, таково и есть будущее феминизма – в нем не один только феминизм. Или даже его настоящее: в 1994 году появилась Сапатистская армия народного освобождения, действующая и по сей день. Есть множество и других проектов, призванных помочь нам вспомнить, кто мы такие, чего хотим и как бороться за желаемое.

В конце 2007 года я побывала на слете сапатистов в лесу Лакандон. Главной темой мероприятия были права и возможности женщин. Многие участницы взволнованно рассказывали о том, как изменилась их жизнь с тех пор, как они обрели новые права дома и в своей социальной среде. И это была часть их революции. «У нас не было никаких прав», – сказала одна из них, имея в виду времена до восстания неосапатистов. Другая добавила: «Самое грустное – что мы не осознавали, насколько нам трудно и почему нас угнетают. Нам никто не рассказывал о наших правах».

Вот он, этот путь, быть может – длиною в тысячу миль. И идущая по нему женщина уже преодолела немалое расстояние. Не знаю, сколько ей еще предстоит пройти, но обратно она уже точно не вернется, что бы ни случилось. И она на этом пути не одна. Возможно, вместе с ней тысячи мужчин, женщин и представителей других гендеров. Вот тот ящик, который открыла Пандора; вот бутылки, откуда выпустили джиннов. Это тюрьмы и могилы.