, род. в 1796 г., ум. в 1870-х), отданный в кадетский корпус, был взят оттуда по болезни и затем (в 1812 г.) определен также в Измайловский полк. Оставив военную службу в 1825 г., он женился на Л. А. Минх, дочери известного Харьковского профессора-медика, был затем директором гимназии в Рязани, а позже, перейдя в Министерство Внутр. Дел, был губернатором сперва в Минске, а потом в Вятке (во время ссылки туда Салтыкова-Щедрина, нашедшего в, доме Н. Н. радушный прием). Младший брат (5-ый) Василий Николаевич (род. 1800 г. ум. 1862 г.)
[7] Он был женат на А. И. Уваровой, двоюродной сестре гр. Я. И. Ростовцева (их матери были сестры Кусовы).
был после старшего, Петра, самый талантливый, образованный и деятельный. Он кончил курс в Царскосельском Лицее (II выпуска, почти товарищем Пушкина, с которым был хорошо знаком), куда был отдан в 1812 г., затем служил в Павловском полку, откуда стремился перевестись в Измайловский, что однако ж не удалось. Серьезные, литературные вкусы склонили его к учено-литературным работам и определили род его службы: он был цензором и вступил в близкие связи с литературным кругом. Позже он был вице-губернатором в Орле, затем попечителем Кавказского учебного округа и наконец членом Совета военно-учебных заведений. Он оставил след своими трудами в литературе и Русской историографии
[8] В. Н. переложил на Русск. яз. в стихах драму «Земную ночь» Раупаха (Спб. 1835), издал с примечаниями один том Библиотеки иностранных писателей о России (XV–XVI в.), Спб. 1836 т. I (в котором ему принадлежит перевод трех писателей) и проч.
.К. Грот.
28-го Февраля 1812-го года С. П.
Любезный Мишенька!
Письмо твое от 8-го Февраля принесло мне большое удовольствие. В нем так подробно и мило описано твое времяпрепровождение [9] Мих. Ник. был именно в этом году, 14-ти лет, определен в Измайловский полк. Воспитание он получил домашнее.
, что я премного тебя, мой друг, благодарю. Желала бы чаще и чаще получать о вас известия, самые свежие и подробные; но что с вами делать? Как вас и чем, молодых людей, принудить к тетушкам писать? Это свыше меня, свыше вас и свыше возможности! Не ты, мой друг, первый, не ты последний; не тобой началось, не тобой и кончится. Я не только не требую от молодого человека всегдашней точности и непоколебимой степенности, но даже их боюсь. Потому что много раз собственными глазами видела в вашем и нашем поле одинокие явления, а именно: кто в ребячестве рассуждает, тот в зрелых летах будет без рассудка; кто в молодости ни в чем не преступается, тот, приближаясь к старости, будет ветрен и на каждом шагу сделает тысячу дурачеств. Итак, мой друг, уступим каждому времени то, что составляет его сущность. Пускай зимой идет снег, весной зеленеет травка, летом цветут цветы, осенью зреют плоды. Нам очень неприятно видеть в Петербурге среди зимы ежедневные дожди и половодье, точно также неприятно, когда человек в осень жизни своей не печется о доме, о семействе, о исполнении своих обязанностей, весь предан суетности и теряет время свое на мелочи. Природа свое возьмет. Переломить ее или заглушить нельзя; разве каторжной работой. Мне случалось видеть грубые и неприступные сердца в молодых людях; что же из сего выходило? Когда приближалось время, в которое должно действовать по рассудку, они управлялись одним сердцем и нежничали не к месту. Из этого не должно заключить, будто молодому человеку должно беспрестанно ветреничать и забывать свои обязанности. На все мера, и величайшее находится расстояние между порядочным молодым человеком и негодяем.
Ах, милый мой! Я Лизаньку [10] Елис. Парф. Бунина, молодая девушка из семьи дальних родственников, Смоленских Буниных, которой по смерти её отца покровительствовала А. П., поместив ее и сестру её в институт, а позже приютив их в, доме своего племянника Д. М. Бунина в Рязанск. губ. в имении, которое впоследствии и досталось Елис. Парф. (Дуроломовка).
свою проводила. Как она плакала, как грустила: веришь-ли, измучила меня своею тоскую. Она поехала с Смоленской помещицей Энгельгардовой, которая живет в 70 верстах от её маменьки. Одно письмо от неё получила, что доехали до Энгельгарда деревни; прошло две почты, и нет более писем, что меня обеспокоить; боюсь, не занемогла-ли она. На сцене моего маленького театра перебывало много переменных кулис и действий. Сперва страдальческая постель – доктора и друзья кругом, страхи, вздохи, смехи, ожиданье, удачи и неудачи разных родов. Потом выезды и суета, не для самой себя. Сверх известных тебе лиц, Соломка в главной роли был и есть. Благородный характер сей роли ручается, что и вперед будет. Ахвердовы, Олсуфьевы, Мордвиновы, Данилевские: вот все тебе лица. Вседневное же лицо и несомненное Александра Ильинишна.
Читать дальше