Из дома вышел Юрий с булавой в руке, за ним несли бунчук, осеняя его.
«Панове рада! – сказал Юрий: – благодарю нижайше за гетманский уряд, который вы мне дали, памятуя родителя моего; но по молодости лет и по своей неопытности я не могу нести столь важного достоинства. Вот булава и бунчук. Выбирайте в гетманы другого, старше меня и заслуженнее».
Он положил знаки гетманского достоинства на столе, поклонился и ушел в дом.
Выступил Выговский, проговорил благодарность за писарский уряд, отказался от него, поставил свою чернильницу – знак писарского звания, и ушел.
Обозный положил свой пернач, судьи – свою печать, отказались от урядов и удалились.
Собрание молчало. Козаки поглядывали друг на друга с вопросительным выражением лица; иные хотели провозгласить Выговского, но боялись. Булава лежала среди двора, и «много было таких, – говорит летописец, – которые хотели ее взять, но не смели без воли народа».
Между тем, за воротами раздался ропот. Посполитые ломились в ворота. Тогда есаулы, расхаживая между козаками, кричали: «кого желаете наставить Гетманом?»
Все молчали. Есаулы несколько раз повторили вопрос.
«Хмельницкого! – раздалось в толпе: Хмельниченко, нехай буде гетьманом!»
«Панове рада! – сказал Юрий: – я младолетев и неопытен, я не в силах управлять народом, а к тому еще я, от ведавней смерти родителя, в большой тоске и печали».
Некоторые сотники говорили так:
«Пусть будет Хмельниченко гетманом; хотя он и молод, да слава наша пусть будет такова, что у нас гетманом Хмельницкий. Пока он молод, – будут научать его добрые люди, а возмужает – сам будет управлять. Пусть и Выговский, и Носач, и все будут на своих урядах; как при покойном батьку Хмельницком було, так и теперь пусть будет».
Юрий, наученный Выговским, отрекался. Козаки кричали:
«Не позволим, не увольним Хмельниченка от уряда гетманского!»
Хмельницкий представлял, что ему, по летам его, надобно учиться, а гетману надобно быть при Войске и предводительствовать казаками.
Тут какой-то сотник, расположенный к Выговскому, сказал:
«Пусть булава и бунчук остаются при Хмельницком; нашим гетманом будет Хмельницкий, а пока он возмужает – Войском командовать будет Выговский, и булаву и. бунчук будет принимать, когда нужно, из рук у Хмельницкого, а воротившись, опять будет отдавать ему в руки.»
Выговский с видом покорности и смирения представлял свое недостоинство. Козаки усильно требовали.
«Дайте время одуматься, панове рада! – сказал Выговский: – не могу теперь решиться принять на себя такое важное звание. Отложите до другого времени».
Рада дала ему три дня срока.
В среду, 27 августа, рада опять собралась в тот же двор. На этот раз, прежде чем успели затворить ворота, набралось во двор множество простых козаков.
«Хмельницкого! Хмельницкого!» – кричали они, и ломились в дом.
Юрий вышел и опять отказывался. Козаки требовали, чтоб он остался гетманом и чтоб до его совершеннолетия управлял Выговский.
Выговский опять разыгрывал роль нежелающего. С потупленным взором, с видом смирения, со слезами в глазах, он благодарил раду за честь, просил выбрать людей более его способных. Но чем более кланялся и отказывался Выговский, тем упорнее козаки избирали его предводителем. По козацкому обычаю, толпа начала сопровождать бранью свой выбор, тогда Выговский, как бы нехотя и единственно уступая голосу народа, согласился. Толпа была в восторге!
«Теперь я спрошу вот о чем, – сказал Выговский: – молодому гетману надобно учиться; по воле блаженной памяти родителя, ему надобно дать воспитание; ему надобно быть в училище, а потому ему трудно будет подписываться на листах и универсалах. Когда клейноды будут у меня, то и подписываться придется мне. Как же рада прикажет мне подписываться?»
Сперва это озадачило козаков. Но тут какой-то доброжелатель Выговского выскочил из толпы с разрешением вопроса.
«Пусть паи Выговский, – сказал он, – подписывается так: «Иван Выговский, гетман на тот час Войска Запорожского», потому что в то время, когда у него будут клейноды, настоящим гетманом будет он».
Простые козаки были просты, – говорит летописец, – они не провидели ничего особенного и согласились, сказавши: «добре, нехай так! Служи, пане гетьмане, верно его царскому пресветлому величеству и будь гетманом над Войском Запорожским и чини нам добрую справу».
Выговский, взяв булаву, сказал: «Сия булава доброму на ласку, а злому на карность; а манить я в Войску никому не буду, коли вы меня гетманом избрали; а Войско Запорожское без страха быть не может!»
Читать дальше