Владимир Головин - В. Махотин - спасибо, до свидания! Издание второе

Потом Витя работал в Музее Свердлова, потом – в башне, а ночью, как сам он рассказывал – сторожем в синагоге. Пару раз он меня туда водил. Помещение это (рядом с баней на Куйбышева) не очень походило тогда на синагогу. Скорее на пещеры первых христиан. Потом мы ещё где-то виделись или хотя бы перемигивались. Или он чего-то, как всегда, скаламбурил, не помню… На Пионерском посёлке у него я никогда больше не побывал. И Свету Абакумову до последнего времени не встречал.

Попадёт ли махотин во всеобщую историю искусств?

Напоследок Света, собирающая сборник памяти Вити, попросила написать о нём и изложить свои соображения на этот счёт.

Недавно я побывал в Бишкеке, где участвовал в выставке «Маслов и другие». Маслов – художник из АлмаАты. Который перелопатил окрестную культурную территорию и оросил всех своими фантазиями, а потом помер. Соратники его после банкета приставали к гостям из метрополии с одинаковым и на первый взгляд дурацким вопросом:

– Как вписать художника Маслова в мировую культуру? – (Когда-то книжка такая была «Всеобщая история искусств». ) – Ведь для нас он – всё, а там про него слыхом не слыхивали. Как совместить наши и ихние представления?

А никак.

Если вспомнить опять выставку «Сурикова, 31», там был художник Виктор Гончаров, который перерисовывал один к одному картины оп-артиста Виктора же Вазарелли. В 1987 году это не казалось диким или хотя бы бессмысленным. История, впрочем, не уникальная. Половина московского «современного искусства» – прямые заимствования из иностранных журналов. Случай Махотина совсем другой. Рисуя сейчас картины, понятно, никого новизной не удивишь. Да и не это в нём было главное. То же самое с Еловым. Тоже не ахти какой новатор! Б. У. Кашкину – в силу самобытности – повезло чуть больше.

«Всеобщей истории искусств» нет, так же как многих других абстракций. Пишу это, сидя в Нью-Йорке. Культур – мильоны. И любая – помирает только с её носителями, или не помирает – когда передаётся от одного конкретного носителя другому конкретному человеку. Как минимум сохраняется память о них. Те, кто знали и любили художника Маслова, должны продолжать это делать. Культивировать и архивировать свою местечковую «историю искусств» и пытаться навязывать её жителям других континентов. Так и с Махотиным. Те, кто помнят его и любят, должны продолжать это, не заморачивая голову тем, попадёт ли он в «историю мирового искусства». Это – дело не столько случая или стараний, сколько приближённости к соответствующим рынку и индустрии. Но и в Нью-Йорке китайских художников покупают только китайские коллекционеры, русских – только русские. А потом ждут, когда это подорожает на родине…

Мы нужны только нашим близким, знакомым и друзьям. Местная культурная история – она тоже история, существующая с другими наравне. Наша жизнь – не менее ценная, чем жизнь, скажем, Ходорковского, Ксении Собчак, американского далай-ламы или любого другого раскрученного медиа-персонажа. Нам надо прожить свою жизнь там, куда занесло, без лишних сожалений. Есть ещё афоризм, что собаки бывают маленькими и большими, но каждая должна не о том думать, а просто лаять с полной самоотдачей.

Банальные, казалось бы, истины. Но полжизни считаешь, что у тебя дома – культурная периферия, а «настоящая» жизнь – в Москве (для москвичей – в Нью-Йорке). И только переселившись туда, ты эту мифическую географию в своей голове рушишь. Как говорил мой приятель-художник Леня Тишков, первую половину жизни рвешь пуповину, чтобы вторую – ее восстанавливать… Со временем ты можешь наконец оценить, что Свердловск – место выдающееся не только ископаемыми, но своей культурной историей. Возьмите, например, россыпь рокансамблей. Во всех областных городах были организованы рок-клубы, но никаких плодов они почему-то не принесли! То же самое с литературой, мультипликацией, музкомедией, мафией, баскетболом и мн. др. Виновато в том не скрещенье железнодорожных путей. И не провинциальное желание во всём дотянуться до «гамбургского счёта», отчего свердловское образование заткнёт за пояс многие столичные вузы. И не то, что сюда поколениями ссылали рисковый и предприимчивый люд. Как мне кажется, причина в том, что не смотря на описанные выше множественные, но мелкие противоречия, здесь была традиция друг друга поддерживать. Все тут первобытно перемешаны. Старшие привечали младших, а младшие не особенно ниспровергали старших. Такое есть не везде. Мизин вот говорит, что Новосибирске такого нет (хотя подозреваю, что он по молодости лет сам вёл себя излишне ершисто и со всеми перессорился). На расстоянии это особенно заметно. Даже драматург Коляда молодёжь высматривает и воспитывает себе собратьев по перу.