Армен Гаспарян - Операция «Трест». Шпионский маршрут Москва – Берлин – Париж

Стремясь сохранить власть любой ценой, Керенский пошел на временный союз с большевиками, которые были не на шутку испуганы возможными последствиями для них самих корниловского мятежа. Не прогадал и Савинков: выступив «спасителем революции», он стал петроградским военным губернатором и командующим обороной столицы от войск мятежников. Английский посол Бьюкенен записал тогда в своем дневнике:

«Мы пришли в этой стране к любопытному положению, когда мы приветствуем назначение террориста, бывшего одним из главных организаторов убийства великого князя Сергея Александровича и Плеве, в надежде, что его энергия и сила воли могут еще спасти армию…»

Спустя годы, уже в эмиграции, многие спорили: если бы Савинков поддержал тогда Корнилова, от большевиков бы и след простыл. Однако это было невозможно по определению. Савинков прекрасно понимал: если он поддержит Корнилова, то очень скоро сам окажется на виселице. Русский офицерский корпус, насквозь монархический, не забыл убийства великого князя. Не случайно Антон Иванович Деникин в своих «Очерках русской смуты» напишет потом:

«Взгляды Савинкова не во всем совпадали со взглядами Корнилова. Он отстаивал широкие права военно-революционных учреждений – комиссариатов и комитетов. Хотя он и признавал чужеродность этих органов в военной среде и недопустимость их в условиях нормальной организации, но, по-видимому, надеялся, что после прихода к власти – комиссарами можно было бы назначать людей “верных”, а комитеты – взять в руки. Он называл эту цель спасением родины; другие считали ее личным стремлением к власти».

Корнилов, Деникин и другие мятежные генералы были арестованы. Савинков же вышел из этой сложной игры победителем, но это была пиррова победа. Не зря Бисмарк когда-то заметил: «Революцию замышляют романтики, устраивают циники, а плодами пользуются сволочи». Так и вышло. Единственным победителем стала ленинская партия, которая на волне корниловщины провела перевыборы в Советы и фактически узаконила свои вооруженные формирования Красной гвардии. Дальнейшее предсказать было несложно.

25 октября большевики совершили государственный переворот. Вместе с генералом Алексеевым Савинков безуспешно стремился разблокировать осажденный Зимний дворец. Керенский бежал в Гатчину, где пытался уговорить казачьего генерала Краснова навести в Петрограде порядок. Но было уже поздно…

После большевистского переворота Савинков отправился на Дон, в русскую Вандею. Он рассчитывал убедить собиравшихся со всей страны офицеров создать добровольческую армию, готовую дойти до Москвы и способную навести в стране порядок. Ему даже удалось войти в образованный генералом Алексеевым Донской гражданский совет – некую альтернативу коммунистической власти. Но извлечь политических дивидендов из этого не получилось. Антон Иванович Деникин писал в «Очерках русской смуты» :

«За кулисами продолжалась работа Савинкова. Первоначально он стремился во что бы то ни стало связать свое имя с именем Алексеева, возглавить вместе с ним организацию и обратиться с совместным воззванием к стране. Эта комбинация не удалась. Корнилов в первые дни после своего приезда не хотел и слышать имени Савинкова. Савинков доказывал, что “отмежевание от демократии составляет политическую ошибку”, что в состав Совета необходимо включить представителей демократии в лице его – Савинкова и группы его политических друзей, что такой состав Совета снимет с него обвинение в скрытой реакционности и привлечет на его сторону солдат и казачество; он утверждал, кстати, что в его распоряжении имеется в Ростове значительный контингент революционной демократии, которая хлынет в ряды Добровольческой армии. Все три генерала относились отрицательно к Савинкову. Но Каледин считал, что “без этой уступки демократии ему не удастся обеспечить пребывание на Дону Добровольческой армии”, Алексеев уступал перед этими доводами, а Корнилова смущала возможность упрека в том, что он препятствует участию Савинкова в организации по мотивам личным, восходящим ко времени августовского выступления».

В феврале 1918 года вечный боец решает покинуть столь негостеприимный для него Дон и тайно пробирается в Москву. Он прекрасно понимал, что его известность может сыграть с ним злую шутку. Но, как шутил он сам, у ЧК еще руки были коротки добраться до таких боевиков. В полувоенном френче он спокойно прогуливался по Москве, не отказывая себе в удовольствии пройти и мимо ставшей вскоре легендарной Лубянки. На него никто не обращал особого внимания. Со стороны Савинкова можно было бы принять за одного из первых советских бюрократов. Встречи со своими агентами он всегда назначал в одном и том же месте – в сквере у Большого театра.