Игорь Ваганов - Сталинград – от поражений до победы. (Из дневника парторга)

К этому времени вчерашний школьный учитель математики стал опытным боевым офицером и политработником, парторгом полка. Не счесть кровопролитных боёв 1941 года, в которых ему довелось участвовать. Ивану Ваганову пришлось отступать по болотам Белоруссии, терять земляков, боевых товарищей. Теперь он на всё имел своё собственное мнение. Как-то раз, когда наши войска «по тактическим соображениям» оставили Минск, Иван Ваганов в разговоре сказал своему знакомому офицеру из политотдела: «Что-то много мы сдаём городов по тактическим соображениям!» Дорого обошлись Ивану Ваганову эти слова. В этот же день он был вызван в политотдел, и много пришлось ему услышать различных эпитетов по своему адресу. Он был назван трусом, паникёром, но так и не понял, почему мы оставляем сёла и города. Не понял потому, что был воспитан на цитате, которая говорила о том, что чужой земли мы не хотим, но и своей земли ни одного вершка никому не отдадим, что на удар врага ответим тройным ударом, что войну поведём на территории того государства, которое осмелится навязать нам войну. А что получилось: мы отступаем, мы отдаём свои города и целые области. И это не только потому, что на нас внезапно напали, но потому, что мы оказались слабее. Противник сильнее нас в воздухе, у него больше танков и пушек. Иван Ваганов всё время думал: знали ли наши старшие военные товарищи, что враг нас сильнее? И Ивану Ваганову казалось, что они знали. Так почему же они молчали?

Принимавший пополнение офицер намекнул на то, что денька два-три они могут в полки не являться. По его словам, на фронте было тихо и боевых операций не предвиделось.

Но у питательного пункта вновь прибывших встретил майор и предложил садиться в дивизионные и полковые машины, предусмотрительно задержанные им.

Досадуя на то, что не пришлось отдохнуть хотя бы один денёк, все сели в машины. Рядом с Иваном Вагановым устроился политрук Шешунков, за спиной сели два солдата артдивизиона. Шофёр тотчас нажал на педаль, дал газ, и машина, как застоявшийся конь, сорвалась с места, стремительно пролетела по улице, выскочила из села и запылила по узкой полевой дорожке. Миновав гряду курганчиков, шофёр притормозил и медленно спустился в лесистую балку. Как только машина оказалась на дне балки, Шешунков положил ладонь на плечо водителя. Тот остановил машину и обернулся.

– Скажи, кому пришла в голову такая мысль, чтобы встретить нас?

Водитель не успел, ответить. Раздались первые взрывы сброшенных бомб. В этот же день противнику удалось между Лозневой и Изюмом прорвать фронт, и бросить в брешь мощные танковые колонны.

(Из дневника И. М. Ваганова. Ориентировочно конец мая 1942 года.)

Героически защищая каждый метр земли, наши войска медленно откатывались на восток. Вот уже позади остались Барвенково, Константиновка, Красный луч, Ровеньки. Впереди – Гуково, Свердловск, Краснодон, Лихая… Да мало ли сёл и городов в Донбассе и на Дону, все не перечтёшь. Но каждый раз, как только позади остаётся село или город, сердце обливается кровью. Кровь постепенно рассасывается, а рубчик, след пережитого, остаётся.

Отступление. Как тяжело произносить это слово. Но ещё тяжелее отступать. Идёшь и разбрасываешь по степным дорогам разбитые повозки, пушки и пулемёты и оставляешь самое дорогое – под свежими могильными холмиками фронтовых друзей.

Отступая, мы несли большие потери в живой силе и технике. Многие полки были сведены в батальоны, а батальоны в роты. Особенно пострадала батарея старшего лейтенанта Кружкова. Боеспособным в ней можно было считать только расчёт сержанта Шабалина. Но и в нём не хватало трёх человек. Сержант всё время надоедал Кружкову, выпрашивал хотя бы одного человека. Но взять его было негде. И вот, когда уже смирились с нехваткой людей и перестали ждать пополнение, оно прибыло. Двух человек дали и в расчёт сержанта Шабалина.

Первый, стройный, высокий и довольно подвижный, с русыми вьющимися волосами – шофёр Дементьев, вошёл в расчёт как в собственный дом. Сидевшим на лафете пушки солдатам он помахал ладонью правой руки и громко сказал:

– Привет братьям славянам!

– Наше вам, – с ленцой поворачиваясь на голос Дементьева, ответил наводчик Тюменцев, плотный коренастый солдат, с обветренным до черноты лицом.

Но Дементьев его не слышал или сделал вид, что не слышал. Он прошел мимо солдат и остановился у автомашины, хозяйским взглядом осмотрел изрешечённый пулями и осколками кузов, носком сапога пнул в переднее колесо и подмигнул сам себе.