Евгений Лесин - Лесин и немедленно выпил

Не помню кого, кажется, Карамзина попросили охарактеризовать ситуацию в России одним словом. И он сказал: воруют. Так вот, не прав был Карамзин. Лучше было сказать: пьют. А еще лучше: пьем.

К чему я? А вот к чему.

Конечно, Веничка Ерофеев не единственный пример пьющего персонажа, а Венедикт Ерофеев не единственный пример выпивающего писателя в русской литературе. Но – самый характерный. А из тех, у кого персонаж и автор почти неотделимы и самый талантливый. Впрочем, в ХХ веке (по крайней мере, во второй его половине) он и так самый талантливый. А Солженицын? – спросят меня коварно. А Солженицын, – отвечу хитро, – во-первых, классик, во-вторых, на все века, а в-третьих, ну, хорошо, пускай Солженицын. Но уж после!…

А после – остается один Ерофеев. Остается как желтый поникший лютик, как одуванчик, который все колышется и облетает от ветра, и грустно на него глядеть. Ну разве он не облетает? Разве не противно глядеть, как он целыми днями все облетает и облетает?

Одно из необходимых (но, к счастью, недостаточных) условий великого писателя – большое собрание сочинений. Выпивающим писателям добиться его непросто. Они все-таки еще и пьют, а потому не могут писать много-много дней подряд, выстраивая сложные сюжетные ходы и переплетения, внимательно и скрупулезно создавая судьбы огромного числа персонажей. Выпивающие писатели пишут или – одним махом, нахрапом, запоем, создавая небольшое, но гениальное произведения (как, например, та же «Москва – Петушки»), или – отрывками, урывками, от случая к случаю, создавая дневники, записные книжки, ни дня без строчки etc. Вот и числятся во второразрядных, второсортных, недовоплотившихся. Хорошо им от того или плохо – не знаю, они сами выбрали свою судьбу.

Владимир Бондаренко любит шокировать. Потому и говоря о Ерофееве, в книжке «Реальная литература» (Владимир Бондаренко. Реальная литература: Двадцать лучших писателей России. – М.: Палея, 1996) он не стал, как все прочие, бранить его однофамильца, а, напротив – похвалил, правда, Лимонова: «Венедикт Ерофеев был литературным отцом прозаика Лимонова». И далее: «Прочитайте „Москва – Петушки“ и вернитесь к „Эдичке“, вы увидите несомненную связь, не подражание, не заимствование, не эпигонство, а творческую связь. Развитие идеи. Пожалуй, „Эдичка“ более совершенен, более сделан, в ерофеевской прозе больше размашистости, всяких отклонений». Каков сыночек. Однако в чем-то, как всегда, Бондаренко прав. У Ерофеева и в самом деле есть, выражаясь по-бондаренковски, «литературные дети», хотя, скорее всего, им и не в радость такое отцовство, и устанавливать его они не намерены.

Очевидно, что после автора «Петушков» писать матом, смешно и гениально уже невозможно. Но вот матом, смешно и талантливо (хорошо, интересно, неплохо – нужное подчеркнуть) – пытаются, по мере сил, многие. И Лимонов, и Яркевич, и Владимир Сорокин, и даже отчасти Юз Алешковский, хотя последний все-таки создал одно по-настоящему сильное произведение: повесть «Николай Николаевич», которая и талантлива, и смешна, вот только мата там раз в 20 больше, чем у Ерофеева. Вообще качество – добирать недостаток таланта переизбытоком мата свойственно всем «последователям» Ерофеева.

Другое, что их объединяет – они пишут хорошо и одинаково. Почти всегда – перед нами как бы одно и то же произведение, что у Алешковского, что у Яркевича, что у Сорокина, что у, нельзя не признать, Ерофеева.

Теперь о Лимонове. Все-таки как раз у Лимонова – больше размашистости и всяких отклонений: то с женщинами, то с мужчинами, то, извините, с неграми (хотя откуда в Америке негры? Все негры живут в Сибири: «раз в год им привозят из Житомира вышитые полотенца – и негры на них вешаются…»). К тому же Лимонов – наследует Ерофееву ЯВНО, а значит, ничего общего, кроме, скажем, чисто внешней схожести имен персонажей: Веничка – Эдичка, с ним не имеет. Поэтому и пишет НЕ СМЕШНО. Хотя из всех вышеперечисленных, вероятно, действительно самый талантливый, но и самый от Ерофеева далекий.