Гареев: В общем, может быть, не совсем реальной была постановка задачи, но целый ряд реальных возможностей для скорой победы был. Особенно – в отношении союзников. Сталин, думаю, даже не предполагал, до какой степени коварства они дойдут, и будут тянуть до 1944 года. Он все-таки ждал, что союзники воспрянут после Московской битвы и что Сопротивление в Европе будет больше, и во Франции все будет совсем по-иному, и десант будет высажен… Конечно, если бы десант был высажен, и не катастрофа под Харьковом, то пусть и не в 1942 году, но «полгода еще или годик», как было сказано – и война, действительно, могла бы быть завершена.
Никифоров: Так что, думаю, мы слишком критично относимся к Сталину в его надеждах и расчетах на более успешное течение войны в 1942 году, чем это было на самом деле.
– Ну а что мы в то время реально имели на Московском направлении?
Семидетко: Весной 1942-го, после контрнаступления под Москвой, мы имели очень извилистую линию соприкосновения войск. Если взять северный участок фронта, то по прямой это было полторы тысячи километров, а по линии фронта – три тысячи. Противник удерживал Ржевско-Вяземский выступ, и войска Калининского фронта – 39-я армия и 11-й кавалерийский корпус – охватывали эту группировка врага только с запада. 2-я ударная армия глубоко вклинилась в группировку противника, и коридор, связывающий ее с нашими войсками, составлял 5–6 километров.
Мягков: А вот – сводки отдела иностранных армий Востока Генштаба сухопутных войск Германии, оценки нашего контрнаступления 1942 года: «С невероятной храбростью русские пробивались через узкие проходы, проделанные ими же самими в ходе боевых действий, но благодаря успешным действиям (тут перечисляются немецкие части) эти проходы удалось закрыть, а противника отрезать. Подводя итоги, нужно сказать, что противник имел смелый план операции, который был смело осуществлен. Однако русское командование переоценило возможности своих солдат и недооценило боевые способности наших. Наш фронт восстановлен, ожидается, что противник возобновит наступательные действия с целью скорее найти слабые участки, чтобы осуществить прорыв из окружения».
Мне думается, переоценка сил, которая произошла в ходе контрнаступления в начале 1942 года, сыграла недобрую службу войскам наших Западного и Калининского фронтов. В особенности – тех нескольких армий, которые попали в окружение.
Гареев: Повторюсь, но если сравнить, сколько было боекомплектов под Сталинградом и сколько в Ржевско-Вяземской операции – здесь просто было нечем эту операцию проводить!
– А вообще, был ли смысл держать столь крупные – исходя из общего тогдашнего количества наших сил и средств – силы на Московском направлении? Может быть, своевременная переброска их на юг позволила бы избежать выхода гитлеровцев к Сталинграду и к Кавказу?
Мягков: Многие историки говорят, что наша разведка в начале весны 1942 года определила, что немцы будут наносить главный удар опять-таки на Московском направлении, и якобы не учла значение южного направления, куда Гитлер намечал нанести главный удар – на Кавказ и в район Сталинграда. Считается, что это был просчет Сталина, который переоценил значение немецкой группировки на центральном участке фронта и недооценил участок южный. Есть мнение, что всему причиной – немецкая дезинформация, план «Кремль», подготовленный весной.
Но ведь даже после Московской битвы группа армий «Центр» оставалась наиболее многочисленной группировкой немецких войск на советско-германском фронте. Недооценивать ее и ее потенциальные возможности было бы весьма опасно.
– А не получилось ли так, что эту потенциальную возможность, мягко говоря, несколько переоценили? Причем без достаточных на то оснований?
Мягков: Вот развединформация о визите японского посла в Берлине Хиросо Осима на германо-советский фронт в августе 1942 года, которая была доложена Сталину. Посол передавал в Токио план немецких операций. В нем говорилось, что основной участок – это южный, главная задача – разгром армий Тимошенко, захват Кавказа и Сталинграда. При этом центральная группа войск – от Валдая до Курска – сковывает Советскую армию. Однако при переброске больших сил Красной армии с центра на юг будет незамедлительно начато наступление на Москву. Немецкое командование и в конце лета 1942 года предполагало, что удар на Москву остается возможным, и его можно начать в зависимости от операций, которые проводятся на юге.
Читать дальше