Геннадий Пискарев - Испить чашу

Татьяна Ивановна – бывшая сослуживица по «Юрлитературе». Похоронила мужа (онкология). Днями хлопочет с внучатами. Ночами… бьется в страхе:

– Хоть руки на себя накладывай. Но боюсь. И смерти! И жизни!

– Да что так?

– Безысходность. Всюду какая – то оптимизация. В медобслуживании, образовании, в обеспечении необходимым. Нет на родной земле места. И зачем меня мать родила? Зачем я на этом свете?

Вопрос вопросов. Образуясь, овладевая все новыми и новыми знаниями, человечество ответа на загадки смысла жизни, похоже, так и не нашло. Иначе откуда бы эта нынешняя разочарованность, деградация, одичение «хомосапиенса»? Рост суицидов?

А ведь ответ-то, дающий и опору гибнущему люду, и радость, и оптимизм, есть. Он прост. Если ты с Богом.

Ой, как славно сказал лесковский «соборянин», протопоп Савелий Туберозов на этот счет: «Не пустяки… меня влекли, а занят я был мыслью высокою, чтоб, усовершив себя в земной юдоли, увидеть невечерний свет и возвратить с процентами врученный мне от Господа талант».

Пытаюсь разъяснить смысл сказанного святым отцом Татьяне Ивановне. Мол, по воле божьей, посредством матери земной пришли мы на землю. Не поганить ее. А украшать. И самим украшаться, становиться лучше и лучше. Тогда и войдет в душу не страх и отчаяние, а фаворский невечерний свет. И к Богу отойдешь не с душераздирающими воплями, а тихо и радостно. С процентом.

Вняла ли Татьяна Ивановна, бухгалтерша по профессии, проповеди моей и туберозовской? Сомневаюсь, что да. Ибо замечаю: встреч со мной она стала избегать.

Есть особи, сеять бисер перед которыми – пустое занятие. Не просветить, не убедить, не удовлетворить ответом их невозможно. А вопросы задавать они любят. Прервать их можно лишь чем-то съедобным, хорошо бы дешевым, но калорийным.

…С некоторых пор моя соседка по подъезду Альбина Владимировна, в прошлом комсомольская функционерка, причем не цинично-двуличная – убежденная, начала затевать со мной разговоры на религиозные темы.

Она, видите ли, стала на досуге почитывать «Библию». Но на взгляд «просвещенной» материалистки, многое там науке противоречит. Бог… Сатана…

– Да Бог то, – говорю, – науке не мешает. Вон Михайло Ломоносов – ученый из ученых, а делал научное познание формой религиозного опыта. Толковал: правда и вера – суть две сестры родные, дщери одного Всевышнего Родителя, никогда в распрю между собою придти не могут. Разве кто из тщеславия и этакого мудрствования на них вражду всклеплет.

Не вразумил, вижу, соседку, наоборот, только разжег противоречивости дух.

– По-вашему и Христос навещал землю? Сказки же.

Привожу пять свидетельств первого пришествия Иисуса Христа, что давали даже основоположники макрсизма-ленинизма: иначе А. В. не проймешь. Но не тут-то было.

В глазах визави, в обычное время безмятежных, – искры. Ближе к церкви, действительно, злее черти. И новый натиск вопросов, таких, на какие и сто мудрецов не ответят.

Никак не могу «отвертеться» от новоявленной читательницы Святого писания. Но вдруг меня осеняет:

– Альбина Владимировна, а вы знаете, что на рынке в Теплом стане продают редиску по 50 рублей за кило и нерку – лосесевую рыбу – за 170 рэ.

– Правда? – чуть не подпрыгивает подкованная марксизмом и богословием спорщица, и, стремглав домой, за сумкой, деньгами. В Теплый стан! В Теплый стан!

Когда-то на эту тему был анекдот. Теперь это не анекдот – реальность.

Люди перестали слушать друг друга, учиться, перестали читать умные книги. Люд, толпа – «самовыражается». Кто-то нарисовал левой ногой закорючку на масляной тряпке – гений. Кто-то раскрыл рот и сказал: «Бэ» и «Мэ» – мудрец, златоуст.

Не спорю: иногда в «навозной куче» нет-нет да и блеснет «жемчужное зерно». Но критики-петухи его, как правило, отметают. И нет классика, чтобы смог аккомулировать в творчестве своем крупицы проблесков мысли у других.

Героя, указывающего путь к реальной достойной жизни, теперь нет тоже. Герой – идея. Она светит. Где эта идея ныне?

Шварцнегер, Моховиков – герои? Они светят? Разве что. Только светят – то они не долее мгновенности своего мордобитного удара.

P.S.: В день рождения Пушкина пришел к его памятнику на Тверском в надежде, как прежде, окунуться в мир духовности.

У монумента – человек 15, не более. Возможно, виной тому была погода: моросил дождишка. Но не это, думается, стало все же причиной народной пустоты у Пушкина. Голубю – олицетворению духа святого на иконах, непогода не помешала. Он витал над бронзовой головой поэта. Все дело, похоже, в «погоде», что творится в наших головах, в нашем доме. И все ли у нас дома-то?