Станислав Белковский: Русская смерть (сборник)

ДЕДУШКИН. Вот здесь – все про его сотрудничество с ФСБ. Этого Гавриила. Они целенаправленно на вас вышли. Все никак не могли, а потом – взяли и вышли. Через святого, так сказать, отца этого.

КОЧУБЕЙ. Если можно, положите их на комод. Я посмотрю после ужина.

ДЕДУШКИН. Посмотрите обязательно. И вся эта история с собачьим приютом. Я понимаю, вам жалко животных, но не в Серебряном же Бору… Заведение для бродячих собак – под окнами главных реформаторов. Это страшно представить себе!..

КОЧУБЕЙ. Был бы лучше приют человеческий, вы не находите?

ДЕДУШКИН. Какой?

КОЧУБЕЙ. Для бродячих людей.

ДЕДУШКИН. Для бомжей?!

КОЧУБЕЙ. Нет. Просто для бродячих людей. Которые бродят, бродят, а успокоиться не могут. Я отцу Гавриилу про это сказал, а он ответил – это же монастырь. Сделайте монастырь. Постройте его.

ДЕДУШКИН. Где монастырь?

КОЧУБЕЙ. Ну, в Серебряном Бору точно не поместится. А у вас мог бы и поместиться.

Дедушкин. Где у нас?

КОЧУБЕЙ. Вам же дали большой участок на Новой Риге? ДЕДУШКИН. Так точно. Семьдесят шесть га. Бывший военный городок. Со всеми коммуникациями. Лес смешанный. Удобный съезд с Новорижского шоссе. Городок уже разобрали. Но проект еще не закончен.

КОЧУБЕЙ. Там получился бы прекрасный монастырь, профессор, вы не находите?

ДЕДУШКИН. Ну что вы, Игорь Тамерланович, там по проекту – общежитие для иностранных студентов. Для особо важных студентов, так сказать. У нас же разные учатся. Вон, в прошлом году поступил племянник короля Свазиленда. Чернявый такой. Все на «Майбахе» ездит, да на «Майбахе». А в этом году в аспирантуру – внук султана Брунея. Я лично его научный руководитель. Делаем кандидатскую на тему экономической толерантности.

КОЧУБЕЙ. Им всем монастырь не нужен?

ДЕДУШКИН. А в левом флигеле – там мы с женой решили поселиться. Все-таки с Рублевки стало очень тяжело ездить. Забито. Все время перекрывают.

КОЧУБЕЙ. Вы разве не в Болшеве?

ДЕДУШКИН. Нет, в Болшеве – Танечка. А я – на минфиновской даче, в Горках-17. Давно уже. Казалось бы, всего двадцать километров от Москвы, а едешь-едешь, едешь-едешь. С Новой Риги там быстрее. Раз – и уже в городе.

КОЧУБЕЙ. Знаете, профессор, а не пойти ли нам всем в ФСБ?

ДЕДУШКИН. В каком смысле?

КОЧУБЕЙ. А вот в таком. Запишемся все вместе на прием к какому-нибудь многозвездному генералу, придем к нему всей гурьбой на прием, и попросим выделить нам духовных отцов.

ДЕДУШКИН. Я не расслышал: каких отцов?

КОЧУБЕЙ. Ведь если ФСБ приставит к каждому из нас по священнику, мы сможем стать свободными.

ДЕДУШКИН. В каком плане свободными? Мы разве и сейчас не свободны?

КОЧУБЕЙ. Свободными от самих себя, дорогой профессор. Знаете, это как берешь пульт для видеомагнитофона, и нажимаешь кнопку – «стереть». Если какой-то кусок фильма тебя страшно раздражает. Или – промотать. Чтобы некие сцены из картины – забыть и не вспоминать.

ДЕДУШКИН. Ой, это слишком сложные технические термины. Вы же знаете, я стопроцентный гуманитарий. Всегда им и был.

КОЧУБЕЙ. Я тоже.

Встают перпендикулярно.

Марфуша! Наш «Хеннесси» давно закончился. Мы хотим еще.

Кочубей, Мария.

КОЧУБЕЙ. Марфуша! А ты помнишь такое слово – Цизальпина?

Мария, Кочубей.

МАРИЯ. Цизальпина? Помню.

КОЧУБЕЙ. А что оно означает?

МАРИЯ. Авиакомпания такая сельская. Мы ей летели из Инсбрука в Тревизо. Помнишь? Еще самолет был такой, с пропеллерами. Качало страшно.

КОЧУБЕЙ. Ты думаешь, Марфуша, я был когда-то в Инсбруке или Тревизо? Какие удачные названия.

МАРИЯ. А разве не был? Мы с тобой.

КОЧУБЕЙ. Нет, но Цизальпина – это само совершенство. Не может быть, чтобы только авиакомпания. Представляешь, какое было бы женское имя – Цизальпина. Жаль, что мы не назвали так нашу дочь.

МАРИЯ. Счастье, что не назвали так нашу дочь.

КОЧУБЕЙ. А еще очень красивое слово – Илиодор. Мужского рода. Очень красиво. Правда, кажется, это какой-то отрицательный герой. Мне отец Гавриил сказал. Что-то не так сделал этот Илиодор. То ли Христа распял, то ли что-то в этом духе.

МАРИЯ. Про Цизальпину – это тоже от него?

КОЧУБЕЙ. Нет, просто вспомнилось. Тут у нас все-таки воздух хороший. Многое вспоминаешь.

МАРИЯ. Может, и не было ни Инсбрука, ни Тревизо.

КОЧУБЕЙ. Ты куда-то собираешься?

МАРИЯ. Хочу заехать к Гоцам. Ненадолго. Они приглашали. КОЧУБЕЙ. В Серебряный Бор?

МАРИЯ. В Серебряный Бор.

КОЧУБЕЙ. Поезжай, конечно. Надо развеяться. А то Евгений Волкович слишком много энергии съел. Он вообще вампир. Я давно подозревал.