Array Сборник статей - Музей как лицо эпохи. Сборник статей и интервью, опубликованных в научно-популярном журнале «Знание – сила»

Некоторые историки полагали даже, что никакого общегосударственного законодательного акта о запрещении крестьянского выхода просто не было и «выход крестьян» отмер сам собой в силу экономических и бытовых причин. Но в новгородском приказном делопроизводстве нашлись ссылки на соответствующий указ царя Федора. Значит, он был. Однако полный его текст не разыскан до сих пор.

Но загадочный указ может быть найден! Где? В материалах Поместного приказа, например. Они хранятся в Центральном государственном архиве древних актов в Москве и совсем недавно приведены в порядок. Теперь там можно искать указ. Может он найтись и в областных архивах; может оказаться и в архивах польских или шведских, куда в начале XVII века были вывезены многие русские документы.

Тексты указов Бориса Годунова о частичном разрешении перехода крестьян в 1601–1602 годы известны, но их суть долгое время ускользала от исследователей. Полагали, что Борис Годунов, пойдя на это в голодные годы, имел в виду интересы служилого дворянства. Но тогда возникал парадокс: раньше выход в дворянских интересах запрещали, позже в дворянских же интересах разрешали. Может быть, указы Годунова 1601–1602 годов были просто временной уступкой, вырванной крестьянами в антифеодальной борьбе.

Самозванец пришел из Польши под знаменем крестьянской воли. Вознесенный на московский престол волной крестьянской войны, он включил в свой Сводный Судебник статьи из Судебника 1550 года о крестьянском выходе в Юрьев день. И почти тут же был свергнут боярами и уничтожен.

Самозванец объявился во владениях могущественного польского князя Адама Вишневецкого. Свою карьеру он начал с роли одного из многочисленных слуг князя в 1603 году. Первые попытки выдать себя за царевича он, видимо, предпринял еще в 1602 году. По одной версии, он во внезапном порыве возмущения открылся князю в бане, где должен был ему прислуживать. По другой, более вероятной, – княжеский слуга, тяжко заболев, поведал свою тайну священнику, а тот доложил об услышанном князю.

Вся эта история стала возможной потому, что 15 мая 1591 года в Угличе при загадочных обстоятельствах погиб царевич Дмитрий, младший сын Ивана Грозного. Мать царевича, Мария Нагая, выбежав во двор, увидела его уже на земле, с перерезанным горлом. Схватив подвернувшееся под руку полено, она набросилась на царевичеву мамку Василису Волохову, крича, что царевича зарезали сын мамки и сын дьяка Михаила Битяговского, приставленного к Нагим Борисом Годуновым. На крик прибежали братья царицы. Ударил набатный колокол. Угличане восстали. Предполагаемые убийцы и связанные с ними местные богатеи были перебиты. Поплатился жизнью и дьяк Битяговский.

Вступившие затем в город московские стрельцы учинили суровую расправу. После этого в город явилась специальная следственная комиссия во главе с хитрым князем Василием Шуйским. Недавно Борис Годунов возвратил Василия из ссылки, и тот был готов на все, чтобы выслужиться. Комиссия признала, что царевич в припадке падучей болезни упал на нож. Однако в народе упорно ходили слухи, что царевича зарезали по приказанию Годунова. Позднее возникла увлекательная легенда о «подмене» и «спасении» царевича. Когда первый самозванец достиг Москвы, ее всенародно подтвердили князь Василий Иванович Шуйский, возглавлявший следственную комиссию в 1591 году, и мать царевича – Мария, в иночестве Марфа, нарочно вызванная из далекой ссылки в столицу.

Став царем после свержения самозванца, Шуйский тотчас выступил против легенды о подмене, но к прежней официальной версии, созданной при его непосредственном участии, не вернулся. Новая официальная версия по существу возрождала первоначальные убеждения матери Дмитрия и восставших угличан в том, что царевича зарезали агенты Годунова.

На маленькое тельце царевича было навалено столько трупов, следствие велось так тенденциозно, а главнейшие свидетели, не исключая матери, так кардинально меняли свои показания под влиянием политического момента и нажима со стороны властей, что гибель царевича по-разному оценивалась уже современниками. Дьяк Иван Тимофеев безоговорочно обвинял Бориса в злодеянии и даже сам брался доказать его вину. Ловкий и осмотрительный троицкий келарь Авраамий Палицын говорил о том, что инициатива в убийстве царевича принадлежала советникам, «ласкателям», окружавшим Бориса. Но в общем все публицисты «смутного времени» (кроме, пожалуй, такого откровенного сторонника Бориса, как патриарх Иов) признавали если не прямое, то косвенное участие Годунова в этом кровавом деле.