Юрий Никитин - Как стать писателем (2-е изд.)

Так вот, давайте все же признаемся, что все эти акмеисты, постмодернисты, имажинисты, киберпанки, джетчуки и все прочие нынешние новые, что экспериментируют со словом и формой, что они – экспериментаторы. Результат пока что всех этих поисков – нулевой.

Но спасибо им за то, что искали. Другие, как стадо баранов, перли по пути реализма, потом – соцреализма, а теперь просто разбежались по сочному лугу вседозволенности, чтобы понятнее массовому читателю, ибо лучше получить по рублю с десяти миллионов, чем по сотне с тысячи интеллектуалов. Это, конечно, не значит, что в литературе ничего больше придумать не возможно. На самом деле где-то еще есть золотая жила…

Но, старый крокодил, понимаю, что на ее поиски можно убить не одну сотню лет, а жизнь намного короче. А что-то сказать хочется вот прямо сегодня, а не через сто лет. Так что вот вам карты, решайте сами.

Трудно искать там, где до вас искали тысячи человек. Но кто знает…

Может показаться, что вместо того, чтобы поощрять к экспериментированию в литературе, я сразу же загоняю молодых авторов в довольно узкий коридор. Шаг вправо, шаг влево – попытка к бегству, и все такое.

Однако давайте признаемся, что есть тропки, по которым уже прошли другие, намного раньше. И уперлись в тупик. Но есть тропки, куда никто не ходил… Понятно, что лучше искать на неизведанных. Но насчет загоняния в узкий коридор… гм… Я в очень непростой ситуации, честно! Когда начинающий приносит свою первую рукопись маститому автору – это я о себе, но потом коснется и вас, так что слушайте внимательно, – то ждет, ессно, только похвалы. Как бы ни уверял, что примет любое заключение!

Вот тут и возникает та самая щекотливость. Я снова сравниваю ситуацию со спортом, где все так просто, так ясно. Вот начинающий приходит к мастеру и говорит, что он, к примеру, великий прыгун. Или силач. Мастер молча указывает на планку на высоте два метра или на штангу. Сам он, как уже известно, берет высоту в два с половиной метра или поднимает штангу в полтонны. Начинающий прыгает, прыгает, снова прыгает, но выше, чем на полтора метра, прыгнуть не может. Или не в состоянии поднять штангу в двести килограммов. Всем все ясно, в том числе и начинающему. Он точно знает, на сколько именно он отстает от мастера…

Не та ситуация в литературе. Щекотливость в том, что мастер точно видит, на сколько именно начинающий недопрыгивает, в то время как начинающий непоколебимо уверен, что он прыгает даже выше этого занюханного мастера! Ибо к тем разбросанным по бумаге буковкам у него все время подключено собственное воображение, что дает другую картину, не ту, которую видят другие читающие.

Потому мастеру приходится особенно туго. Такой же начинающий у другого начинающего заметит одну-две ошибки, а в остальном все о'кей, но мастер заметит в с е. Потому не может сказать всей правды, это будет слишком… да-да, слишком. Это будет кувалдой меж ушей, если говорить очень мягко!

Чем выше мастер, тем более жестоким может быть его приговор… если не слукавит, не пожалеет новичка, не скажет лишь четверть правды, а то и вовсе смолчит про ошибки. Да и не в доброте дело. Новичок просто не поймет. Заявит, что мастер к нему придирается. А раз так, то какой он мастер? И вообще – пишет плохо, слог корявый. Сюжеты краденые, анекдоты чужие, герои – серые…

Тот, кто на малой высоте, о высоком судит по его под­ножью.

Может показаться, что я всячески подчеркиваю право сдавать в печать… невычищенные тексты. Не говоря уже о том, что у многих это вообще вызывает сильнейшие подозрения, мол, а умеет ли такой автор вообще писать… и вообще различает ли он текст вычищенный и невычищенный, но возьмем глобальнее – не входит ли это в противоречие с принципами культуры языка и литературы вообще?

Во-первых, как это ни звучит кощунственно, но культура языка и литература – это две большие разницы, как говорят в Думе. Культуру языка я оставляю специалистам по культуре языка, а я говорю только о литературе. Делает ли сильное произведение, над которым вы плакали и волновались, слабым неудачная фраза, невычищенный кусок текста? И связанный с ним другой вопрос: делает ли слабое произведение сильным безукоризненный язык, идеально вычищенные от сорняков фразы?.. Нет, не надо это гоголевское: вот если бы нос такого-то приставить к лицу вот того, а затем еще добавить брови вот этого господина!