Анатолий Черняев - 1991 год - Дневник помощника президента СССР

Итак, было чувство ответственности, долга. Оно очень высоко в нем развито. И частично объясняет его сверхчеловеческую работоспособность и активность.

Политический "стиль". Да, новизна стиля сразу всем бросилась в глаза. Сначала в партии и в обществе заговорили как раз о "стиле", а не о содержании выдвинутого политического курса, который, кстати, воспринят был в традиционном русле -- как естественное желание новою начальства "поднять", "повысить", "улучшить" и т. д.

Но суть-то "стиля" была проста: быть самим собой, не надуваться, не важничать, уважать людей, заставлять себя их выслушивать, словом, быть демократом -- это ему удавалось...

Эмоциональность. Склонность вспыхивать, взрываться... от негодования. Впрочем, редко когда он позволял себе действовать под влиянием таких взрывов чувств. Но бывало.

Способность в решающие моменты к мощной концентрации энергии. И тогда он демонстрировал великолепные экспромты своеобразного атакующего красноречия. В первые годы они приносили ему неизменные победы в любой аудитории -- будь то пленум ЦК, партийная конференция, массовый митинг или съезд народных депутатов, парламент...

Ему очень нравились эти частичные победы, он потом буквально наслаждался своим мастерством... Но они же и мешали ему иногда видеть кратковременность, иногда эфемерность таких мгновенных успехов... Обнаруживал он это с опозданием...

В его своеобразном красноречии и выразительной убедительности, в изобретательности как полемиста, в находчивости ума -- секрет и его политического обаяния.

Редкая способность "не унывать" (или как он сам говорит -- "не паниковать"). Поразительно быстро он восстанавливает душевное равновесие, даже после очень тяжелых случаев и больших неприятностей. Это свойство к быстрой "реабилитации" удивляет до сих пор... Я почти ни разу не видел его в угнетенном состоянии, разве что в Форосе, "на другой день".

Ставшая "легендарной" склонность к компромиссу, страсть всех мирить. И отсюда -- лукавая готовность соглашаться с тем, с чем он на самом деле не был согласен. Но... надо было унять, утихомирить оппонента, предотвратить какие-то нежелательные с его стороны

выводы и поступки. Потом, мол, все "образуется", "договоримся". В этой черте Горбачева -- и сила, и слабость его как политика и личности.

Четвертый признак лидерства, по Веберу, -- "революционный" характер образа действий. "Революционный" по отношению к традиционным и бюрократическим методам и ценностям. Авторитет такого лидера, согласно Веберу, носит больше иррациональный характер, опирается на пренебрежение правилами.

Это, пожалуй, не характерно для Горбачева. Он не любит иррациональных поступков... А что касается "революционности", то правилом он считал для себя: революционная по сути цель, но эволюционные методы. В этом он с Ельциным и разошелся.

Он очень быстр на инициативу, склонен к острой постановке вопроса, внимателен ко всякой новизне, уважает оригинальность мышления, даже когда не согласен с самими мыслями.

Пятое -- нестабильность призвания лидера, т. е. ограниченность отпущенного срока для выполнения замысла.

Горбачев переоценил свои возможности довести начатое дело до очевидного успеха. Он был инициатором. В этом его подвиг. Но ему не хватило какого-то внутреннего импульса ограничить "срок" своего подвига и вовремя отойти в сторону, когда стало ясно, что процессы, вызванные им самим к жизни, перехлестывают через него и начинают "топить" его образ лидера. Помешали обостренное чувство долга и избыточная активность натуры.