Смердам – честь, изменникам – ключи.
Поддалась лихому подговору,
Отдалась разбойнику и вору,
Подожгла посады и хлеба,
Разорила древнее жилище
И пошла поруганной и нищей
И рабой последнего раба.
Я ль в тебя посмею бросить камень?
Осужу ль страстной и буйный пламень?
В грязь лицом тебе ль не поклонюсь,
След босой ноги благословляя, –
Ты – бездомная, гулящая, хмельная,
Во Христе юродивая Русь!
19 ноября 1917
Борис Пастернак
Русская революция
Как было хорошо дышать тобою в марте
И слышать на дворе, со снегом и хвоёй,
На солнце, поутру, вне лиц, имён и партий,
Ломающее лёд дыхание твоё!
Казалось, облака несут, плывя на запад,
Народам со дворов, со снегом и хвоёй,
Журчащий как ручьи, как солнце, сонный запах –
Всё здешнее, всю грусть, всё русское твоё.
И тёплая капель, буравя спозаранку
Песок у желобов, грачи и звон тепла
Гремели о тебе, о том, что иностранка,
Ты по сердцу себе приют у нас нашла.
Что эта изо всех великих революций
Светлейшая, не станет крови лить, что ей
И Кремль люб, и то, что чай тут пьют из блюдца.
Как было хорошо дышать красой твоей!
Казалось, ночь свята, как копоть в катакомбах,
В глубокой тишине последних дней поста.
Был слышен дёрн и дром, но не был слышен Зомбарт.
И грудью всей дышал Социализм Христа.
Смеркалось тут… Меж тем свинец к вагонным дверцам
(Сиял апрельский день) – вдали, в чужих краях
Навешивался вспех ганноверцем, ландверцем.
Дышал локомотив. День пел, пчелой роясь.
А здесь стояла тишь, как в сердце катакомбы.
Был слышен бой сердец. И в этой тишине
Почудилось: вдали курьерский нёсся, пломбы
Тряслись, и взвод курков мерещился стране.
Он – «С Богом, – кинул, сев; и стал горланить: – К чёрту! –
Отчизну увидав: – Чёрт с ней, чего глядеть!
Мы у себя, эй жги, здесь Русь, да будет стёрта!
Ещё не всё сплылось; лей рельсы из людей!
Лети на всех парах! Дыми, дави и мимо!
Покуда целы мы, покуда держит ось.
Здесь не чужбина нам, дави, здесь край родимый.
Здесь так знакомо всё, дави, стесненья брось!»
Теперь ты – бунт. Теперь ты – топки полыханье.
И чад в котельной, где на головы котлов
Пред взрывом плещет ад Балтийскою лоханью
Людскую кровь, мозги и пьяный флотский блёв.
1918
Владислав Ходасевич
* * *
Сквозь облака фабричной гари
Грозя костлявым кулаком,
Дрожит и злится пролетарий
Пред изворотливым врагом.
Толпою стражи ненадёжной
Великолепье окружа,
Упрямый, но неосторожный,
Дрожит и злится буржуа.
Должно быть, не борьбою партий
В парламентах решится спор:
На европейской ветхой карте
Всё вновь перечертит раздор.
Но на растущую всечасно
Лавину небывалых бед
Невозмутимо и бесстрастно
Глядят: историк и поэт.
Людские войны и союзы,
Бывало, славили они;
Разочарованные Музы
Припомнили им эти дни –
И ныне, гордые, составить
Два правила велели впредь:
Раз: победителей не славить.
Два: побеждённых не жалеть.
1923
Велимир Хлебников
Не шалить!
Эй молодчики – купчики!
Ветерок в голове!
В пугачёвском тулупчике
Я иду по Москве!
Не затем высока
Воля правды у нас,
В соболях – рысаках
Чтоб катались глумясь.
Не затем у врага
Кровь лилась по дешёвке,
Чтоб несли жемчуга
Руки каждой торговки.
Не зубами скрипеть
Ночью долгою,
Буду плыть – буду петь
Доном – Волгою!
Я пошлю вперёд
Вечеровые уструги,
Кто со мною – в полёт?
А со мной – мои други!
1922. Февраль.
И заслуга, и победа, и испытание русского народа
И заслуга, и победа, и испытание русского народа
Литература / Литература / Трибуна
Теги:Великая Октябрьская революция
В ноябрьские праздники – о событиях столетней давности
Когда произошла революция 1917 года, писатели, по сути, разделились на два лагеря: те, кто принял революцию, и те, кто не принял. Были, конечно, и те, кто вообще не мог разобраться в происходящем, что не мудрено, ведь одно дело – оценивать событие спустя несколько десятилетий, другое – находиться в самой точке исторической метаморфозы. Те, кто не принял революцию, в основном эмигрировали из России, а те, кто принял или смирился, остались на Родине. Сегодня, спустя 100 лет после этого грандиозного события, писатели тоже не могут остаться равнодушными к тому, что кардинально изменило судьбу России.
Читать дальше