Пытаясь найти ответ на мучившие его вопросы, Тихомиров обратился к Библии. Все чаще и чаще книга открывалась на фразе “И избавил его от всех скорбей его и даровал мудрость ему и благоволение царя египетского фараона…” (Деян. 7:10). Пытавшегося вникнуть в смысл написанного Тихомирова неожиданно озарило: “Да не государь ли это? Не на Россию ли мне Бог указывает?”. Он начинает ходить в церковь, часто берет туда сына, которому рассказывает о Боге и России. Постепенно Тихомиров все больше и больше начинал верить в то, что он сам имеет “некоторую миссию”. Так происходило его внутреннее перерождение. Предпосылки к этому уже имелись. “Строго говоря, я не был вполне безбожником никогда, — вспоминал Тихомиров. — Один раз во всю жизнь я написал: “Мы не верим больше в руку Божью”, и эта фраза меня смущала и вспоминалась мне как ложь и как нечто нехорошее”.
В 1888 г. в Париже небольшим тиражом вышла брошюра Тихомирова “Почему я перестал быть революционером”, которая окончательно подвела черту под его революционным прошлым. 12 сентября 1888 г. Тихомиров подал Александру III прошение с просьбой о помиловании. Тихомиров писал о своем нелегком пути от революционного радикализма к монархизму, о том, что своими глазами увидел, “как невероятно трудно восстановить или воссоздать государственную власть, однажды потрясенную и попавшую в руки честолюбцев”, о своем раскаянии; просил “отпустить… бесчисленные вины и позволить… возвратиться в отечество”. Посылая товарищу министра внутренних дел В. К. Плеве вместе с прошением о возвращении в Россию свою брошюру “Почему я перестал быть революционером”, Тихомиров признавался: “Если мы отбросим все наговоры и неточности, остается все-таки факт, что в течение многих лет я был одним из главных вожаков революционной партии и за эти годы, — сознаюсь откровенно, — сделал для ниспровержения существующего правительственного строя все, что только было в моих силах”. В брошюре Тихомиров писал о безнравственности революционного пути, противопоставляя ему путь эволюционный. Брошюра вызвала полемику не только в среде эмигрантов, но и в самой России. “Во всех местах теперь галдят о Тихомирове…” — сообщал в начале сентября 1888 г. Г. И. Успенский В. М. Соболевскому.
Со старой жизнью Тихомиров решительно порвал, но какова будет новая, еще не знал. В этот период ему нужен был надежный и влиятельный советчик. Таким человеком стала Ольга Алексеевна Новикова. Родившаяся в 1840 г. в семье известных славянофилов Киреевых, она была умной и незаурядной женщиной, сотрудничала в “Московских ведомостях” и “Русском обозрении”. Среди ее знакомых были Т. Карлейль, М. Нордау, М. Н. Катков, А. С. Суворин, К. Н. Леонтьев, К. П. Победоносцев и др. Помимо чисто дружеского интереса к Новиковой Тихомиров стремился, пользуясь ее связями в высших кругах, убедить власти в искренности своего раскаяния и заинтересовать их возможностью сотрудничества. Немаловажно и то, что она помогала Тихомирову деньгами. Отметим, что Новикова была одной из трех женщин (включая С. Л. Перовскую и Е. Д. Сергееву), сыгравших особую роль в судьбе Тихомирова.
Выдержки из писем Тихомирова к О. А. Новиковой хорошо показывают происходившие с ним мировоззренческие метаморфозы. 26 октября 1888 г. Тихомиров сообщает о том, что подал государю прошение о помиловании. “Быть или не быть в России — для меня вопрос жизни и смерти”. Характерно, что Тихомиров пытается идентифицировать себя с традиционалистскими течениями русской общественной мысли, определить свое место в новой идеологической системе. В том же письме он пишет: “У меня давно явилось убеждение в безусловной справедливости некоторых основ славянофильства. Точно так же напр[имер] Катков меня поражал своими глубокими суждениями, еще когда я был революционером”, — и продолжает, — “… я без сомнения близок к славянофильству, но все-таки не могу себя зачислить совершенно ни в какое отделение, есть вещи, на которые Аксаков не обращал внимания (тем более Хомяков) и которые очень важны…”. При этом к интеллигенции Тихомиров в письмах себя никогда не относит и часто критически отзывается об образованном классе России. Так, 28 октября 1888 г. он писал Новиковой: “…В России, я боюсь, большинство образованного класса именно одурачены собственным дурманом… — и делал вывод: — …нужно обрусить образованный класс…”.
16 ноября 1888 г. Тихомиров сообщает о своем визите в консульство, где ему объяснили форму подачи прошения на высочайшее имя. Он еще раз стремится оправдаться и пытается отделить себя от террористов: “…полиция уверена, что я главный организатор злодейства 1 марта 81 г. Я же на самом деле в это время уже давно не состоял в Управлении Народной Воли, о готовящемся преступлении знал в общих чертах…”. С одной стороны, Тихомиров делал ставку на правительственные круги, и не последнюю роль здесь играла связь О. А. Новиковой с этими кругами. С другой стороны, надеялся на помощь таких же “раскаявшихся революционеров”. 22 ноября 1888 г. Тихомиров уже строил планы на будущее: “…я даже попробую (если Бог даст и Государь позволит) поискать людей среди ссыльных и т. п. — лучших, умнейших, и мне все сдается, что это возможно”. В этом же письме он выделяет молодежь в качестве идеальной среды для распространения своих идей, отмечая, что большая ошибка славянофилов и “людей национальной интеллигенции” состояла в том, что они “пренебрегают молодежью”. Поскольку Тихомиров, не довольствуясь только прощением, претендовал еще и на роль идеолога, его положение было весьма двусмысленным. Признанные авторитеты консервативного лагеря с опаской отнеслись к новоявленному пророку. Е. Д. Тихомирова, поддерживавшая отношения с Новиковой, жаловалась ей по поводу нападок на мужа: “Есть много людей также, которые против него, говорят, что чистое дело требует чистых рук, чтобы очистить себя, он должен выдавать и должен быть наказан”.
Читать дальше
