Драгош Калаич часто бывал в нашей стране. Уже по тому, с кем он встречался и дружил, можно судить, какую Россию он боготворил: Валентин Распутин, Василий Белов, Игорь Шафаревич, Илья Глазунов, Эдуард Володин, Юрий Лощиц, Станислав Куняев, Вячеслав Клыков… Российские впечатления в той или иной мере стали основой таких его книг, как “Американское зло” (1994), “Преданная Европа” (1994), “Россия встает” (1994). По приглашению Драгоша Калаича в Сербской Крайне побывали (испытав на себе перекрестный пулеметный огонь) Валентин Распутин и Василий Белов. На берегу Байкала Валентин Григорьевич недавно рассказывал мне об этой поездке.
Учитывая авторитет Драгоша Калаича в сербских истинно патриотических кругах, его приближали к себе самые разные политики: одни, как Караджич и Младич, — на него опирались, абсолютно ему веря, он был идеологом их борьбы, другие, как Милошевич, — у которого он в одно время тоже был советником — хотели его использовать в своих целях. Драгош Калаич, в свою очередь, согласился на сотрудничество в наивной надежде поставить режим Милошевича на службу интересов сербского народа. Увы, в результате Драгош Калаич, как и прежде, был отлучен от средств массовой информации, а потом снова вынужден был покинуть Родину. Именно к этому времени относится единственная за этот период книга публицистики “Американское зло”, где о сугубо сербских и славянских проблемах говорится вроде бы очень мало. И опять он слышал упреки: некоторые из патриотов, которые видели в происходящем на Балканах только трагедию Сербии и отчаянно взывали к ельцинской и послеельцинской России, плохо представляли, что в ней тогда происходило: “Пошлите военные корабли в Дунай, самолеты в небо Югославии!!!”, не задумываясь над тем, что эти отчаянные возгласы лишь давали лишний повод российской власти никоим образом не помогать Сербии. Он смотрел дальше и выше…
Впрочем, во многом он был наивен. Он был, хоть и обвиняли его в антиславянских взглядах, можно сказать, классическим славянофилом, прямым последователем Ивана Аксакова, тоже порой выдававшего желаемое за действительное. В статье “Славяне. Объединение или гибель” Драгош Калаич писал: “…задача состоит в том, чтобы возродить славянскую общность, соединив богатство различных опытов, капиталы различных свойств и особенностей. Новые, несравненно более мощные исторические импульсы, чем все доселе испытанные, зовут к великому объединению славянских народов, к соединению мощи и энергии, сил и талантов. У данной задачи нет альтернативы. И сами масштабы вызова, брошенного нам “новым мировым порядком” и агонией псевдоцивилизации Запада, требуют объединения славянских народов как единственно возможного достойного ответа в целях самозащиты и противостояния. Если славяне хотят по крайней мере уцелеть, сохранить свою жизнь, они должны объединиться и создать собственный культурно-политический, военный и экономический союз. В противном случае, отвечая разрозненно и неорганизованно на вызовы “мирового порядка”, они будут обречены на гибель и исчезновение с исторической сцены вследствие гигантской несоразмерности между всепланетными масштабами сил мирового нигилизма и ничтожными возможностями фрагментарного сопротивления”. Увы, почти полтора века после Ивана Аксакова доказали не только иллюзорность, а может быть, даже опасность этих воззрений. Я уже много раз, в том числе в печати, задавался вопросом — и не нахожу ответа: случайно ли, что славяне разбежались сначала на южных, западных и восточных, потом каждая ветвь разбежалась еще на несколько народов, и мы все продолжаем и продолжаем делиться, чуть не впадая, говоря языком физики, в смертельную аннигиляцию: распалась в кровавых муках (и распад этот, возможно, еще не окончателен) сама Югославия; Чехия, слава Богу, без крови рассталась со Словакией; незалежной, отправившейся в самостийное и авантюрное национально-политическое плавание Украине легче объединиться с каким-нибудь Гондурасом, чем с Россией. Может быть, наш центростремительный разбег — это своего рода наказание?
…Последние годы Драгош Калаич жил в Риме. Возвращение на родину было печальным: она была поставлена на колени.
Самое тяжелое, он умирал в самое безысходное для Сербии время. Но он умирал с сознанием выполненного долга, он сделал, что мог, жертвуя всем: талантом художника, собственным здоровьем, благополучием семьи… Он все сказал. Не его беда, что его не услышали, точнее, что к нему не прислушались.
Читать дальше
