И запредельно непристойная речевка, начинавшаяся словами “Банду Ельцина под суд”, которую дружно скандировали забастовщики, идя развеселым маршем от Белого дома до Кремля, — это двустишие в уголовном стиле тоже казалось образцом шахтерского фольклора. Конечно, похабщина в сочетании с громогласностью и близостью кремлевских стен (как-никак “сердце Москвы!”) шокировала. Дамы-журналистки и тетки-патриотки сконфуженно улыбались. Даже не отличавшиеся изысканностью манер лимоновцы не подкрепляли шахтерский хор юношеским фальцетом. Но все знали: такие крайние формы протеста — это результат многомесячного голода, бесправия, унижений, страданий. Да и сейчас… Все лето в палатках, на сырой земле, под окнами у бессовестной, зажравшейся власти… Они ведь за всех нас, за народ страдают! И что? Неужели такие герои не имеют права на соленую шутку? Там у них в забое, наверное, так принято. Типично забойный юмор…
Правда, некоторые злые языки тогда намекали, что, дескать, не от себя стоят ребята на Горбатом мосту. Дескать, за ними Березовский с Гусинским да примкнувший к ним Явлинский. Но душа, уставшая от безответного позора, отказывалась в это верить. Народ истосковался по героям-освободителям, и в палаточном лагере шахтеров с утра до ночи толклись гости. Кто с продуктами, кто с деньгами, кто с газетами и листовками, кто с одеялами и пальто, кто с гитарой или гармошкой. Некоторые приходили в специально назначенный час, когда шахтеры исполняли коронный номер: ритмически стучали касками по асфальту. Для нас это тоже были какие-то новые формы протеста, и романтически настроенные зрители представляли себе, что, наверное, так бастуют шахтеры туманного Альбиона — эталон борьбы мирового пролетариата за свои права.
Читатель может подумать, что мы и тогда, летом 1998 года, были этакими ироничными наблюдателями. Отнюдь нет! Мы тоже приходили, вели разговоры, многих знали по именам. В общем, братались вовсю. Что там злым языкам! Мы даже своей интуиции не верили. А она подсказывала: “Посмотрите, какие у них сытые лица! Какая беззаботность и неуместная в столь критической ситуации игривость… Дома голодные жены и дети, рядом Белый дом, где всего пять лет назад безжалостно расстреляли людей, которые тоже требовали ухода Ельцина. А тут ощущение затянувшегося пикника. Только не на лесной поляне, а в центре Москвы… И почему они ускользают от серьезных разговоров, не говорят прямо, за кого они и каковы их политические требования кроме отставки Ельцина и правительства? Ну, уйдут они. А дальше что?
Но мы заглушали эти непрошеные подсказки интуиции пафосом братской солидарности.
Отрезвление наступило на третий месяц дружбы, когда мало-мальски серьезный разговор наконец состоялся. Придя в гости и выпив водочки, один из лидеров шахтерского профсоюза признался нам, что на политику им, по большому счету, плевать. Так же как на не получающих зарплату учителей и врачей. Они ставят перед собой чисто корпоративные цели — чтобы жизнь у них была, как на Западе: хороший дом в 2-3 этажа и заработок, сопоставимый с заработками иностранных шахтеров. А будет Россия колонией или не будет, какая разница? Это пускай политики разбираются. Нам велели добиваться отставки Ельцина — мы и добиваемся.
Кто велел, осталось за кадром. Но и сказанного было довольно. Больше мы шахтеров не навещали. Стало ясно, что трехмесячный палаточный лагерь — это какая-то обманка, какой-то политический балаган. Но людям (наверное, по гордыне) не хочется помнить, как их обвели вокруг пальца. И мы быстро вытеснили из памяти события того лета.
А сейчас вдруг вспомнили, и у нас возникла догадка: а не был ли этот трехмесячный хэппенинг первой пробой пера? Первой попыткой нашей “оранжевой” революции? Но только в декорациях бастущего пролетариата, с шахтерскими касками в качестве ударных инструментов. Вполне возможно, что если бы этот эксперимент прошел удачно, мы бы услышали о “мирной революции шахтерских касок”. Чем это хуже “революции роз”? Нет, мы ничего не утверждаем. Это только предположение. Но, согласитесь, даже финал шахтерского “майдана” вызывает вопросы. Если вы помните, палаточный лагерь фактически свернулся сразу после дефолта. И финальная сцена по стилистике была близка к театру абсурда. Тогдашний премьер-министр С. В. Кириенко и вице-премьер Б. Е. Немцов, отправленные в отставку, буквально выйдя из кабинетов на улицу, тут же отправились в палаточный лагерь с бутылкой водки, что было многократно показано по всем каналам телевидения.
Читать дальше
