Леонид Млечин - Железный Шурик

В июле восемьдесят третьего Александра Булгакова отправили на пенсию. Вскоре ушел из комитета и Вадим Саюшев — генеральным директором ВДНХ СССР.

Шелепин рассчитывал, что его сделают председателем комитета и это станет шагом к возвращению в большим делам. Брежнев к тому времени уже умер, так что старое больше не имело значения. Но опала с Шелепина вовсе не была снята. Новым председателем комитета посадили первого заместителя Капитонова в отделе организационно-партийной работы ЦК Николая Александровича Петровичева.

Петровичев был ровесником Шелепина. Перед войной его призвали в армию, он сразу оказался на политработе, всю войну провел далеко от фронта — инструктором, затем начальником Дома Красной армии в Московском и Южно-Уральском военном округах.

В сорок шестом году он демобилизовался и пошел заместителем директора ремесленного училища по культурно-воспитательной работе в Тушино. На следующий год его взяли инструктром в Тушинский горком партии. Из горкома — в обком, из обкома в ЦК, и Капитонов сделал его своим первым замом. Но в какой-то момент Петровичев разонравился Андропову, ставшему генеральным секретарем, и получил назначение в заштатный комитет по профтехобразованию.

Но еще в отделе Петровичев успешно очищал кадры от шелепинских людей. В частности убрал с партийной работы Валерия Харазова.

— Шелепин мне в карьере не помогал, и я к нему не обращался, — рассказывал мне Харазов. — Когда меня отправляли в Казахстан, он ни слова не сказал: зачем вы его посылаете? И в Литву меня Капитонов послал, он меня знал по Москве. Всех комсомольцев разогнали. Я последний остался при должности. Потом только выяснил, что республиканский КГБ фиксировал, кто из Москвы ко мне приезжает, с кем я встречаюсь.

К шестидесятилетию Харазова наградили всего лишь орденом «Знак почета», по рангу ему полагалась более высокая награда. Приятели звонили:

— Ты что натворил?

Харазова вызвали в Москву. Перед отъездом первый секретарь ЦК компартии Литвы Пятрас Пятрович Гришкявичюс сказал ему:

— Валерий Иннокентьевич, имейте в виду: я о вас никогда и никому ничего плохого не говорил.

В Москве Петровичев заявил Харазову:

— Тебе надо уходить, потому что тобой Гришкявичюс не доволен.

Харазов ответил:

— Неправда. Гришкявичюс сам мне сказал…

Тогда Петровичев высказался откровенно:

— Рви с Шелепиным! Или придется уходить с партийной работы.

— Нет, — твердо ответил Харазов. — Я связан с ним с детства, а вы хотите, чтобы я отказался от такой дружбы?

— Тогда будет хуже, — пригрозил Петровичев.

— Пусть будет хуже, но дружбу с Шелепиным я не порву…

Партийная карьера Харазова закончилась, ему предложили должность первого заместителя председателя республиканского комитета народного контроля, сказали:

— Материально не пострадаете.

Валерий Иннокентьевич еще оставался кандидатом в члены ЦК, ходил на пленумы. В Свердловском зале Кремля очень тесно, все друг друга видят. По залу уверенной походкой прошел зять Брежнева первый заместитель министра внутренних дел Юрий Михайлович Чурбанов.

— Все вокруг угодливо привстают, он снисходительно здоровается, — вспоминал Харазов. — Мимо меня прошел, вдруг повернулся: что это он сдесь делает? То есть он хорошо знал, что я отстранен и почему отстранен…

Когда тот же Петровичев, снимавший людей с работы за дружбу с Шелепиным, оказался у него начальником, Александр Николаевич не выдержал и подал заявление о пенсии.

Не жалел ли потом Шелепин, что поссорился с Брежневым, не говорил ли: «Эх, не надо было мне так?..»

Николай Егорычев:

— Если бы у него в характере такое было, он бы, наверное, изменил свое поведение раньше. Думаю, он был просто честным человеком, иначе себя вести не мог…

Поразительно то, что у Шелепина осталось так много верных ему друзей. Что же такое было в Шелепине, что все его друзья буквально влюблены в него были?

Николай Егорычев:

— Мы все чувствовали, что имеем дело с умным, толковым, порядочным, добрым человеком, который искренне служит своей стране. Он был до щепетильности честным человеком. Ни дачи, ни машины, ничего у него не было…

Может быть, все дело в том, что, находясь на высоком посту, он многое мог сделать для друзей? Хорошо, наверное, иметь друга — члена политбюро?

Валерий Харазов:

— Мы дружили с пятого класса и до гробовой доски. Но никогда на нашу дружбу не влияло его высокое положение. Я занимал куда более скромные посты, но он никогда не способствовал моему продвижению. Я никогда не звонил ему на работу, только домой в воскресенье, в будние дни вечерами. И никогда у меня не возникало желания попросить его помочь. С самого начала у нас была определенная моральная основа. Друга не надо выдвигать, пусть он сам будет выдвигаем людьми, если они увидят качества, достойные выдвижения…