Дмитрий Быков - Пушкин как наш Христос

Вы знаете, это так и есть. Она, безусловно, представитель народа, и, более того, именно благодаря ей он впитал тот великолепный цинизм, ту великолепную нравственную амбивалентность, которая есть в народе и народных песнях и которая есть в «Песнях западных славян» вышеупомянутых, – домашнее отношение к миру, домашнее отношение к Богу, легкость отношения к смерти, доверие к судьбе, доверие к Богу, «не думай, все устроится», суеверие, приметы («Татьяна верила преданьям простонародной старины…»), знаменитый заяц, знаменитый поп, с которыми нельзя встречаться, – все это, конечно, от няни. И потом, разумеется, «Выпьем с горя; где же кружка?» Где вы еще найдет такого милого собутыльника, как добрая русская старуха?

Есть ли проблема в том, что некоторые уже не могут читать стихи Пушкина без словаря?

Да, собственно, некоторые и не ходят без помочей, да что же поделать? На самом деле он как раз самый понятный поэт. Я думаю, что первый русский поэт, которого можно читать без словаря, это Державин, а дальше шло все понятнее и понятнее.

Это современного поэта трудно читать без словаря, потому что, например, что такое «хедхантер», я так и не знаю до сих пор. Но это поправимо.

Как вы прокомментируете ежегодное широко освещаемое десятое февраля как дату смерти поэта, на этом фоне летом отмечаются только юбилейные даты рождения.

Знаете, у меня была такая гипотеза, в «ЖД» изложенная, что у всякого народа, здесь живущего, есть два праздника, которые соблюдает коренное население. Они были и у большевиков, они были до этого у христиан, условно говоря, «день жара» и «день дыма»: главный зимний праздник и главный летний праздник. Ну, так, условно говоря, Первое мая и седьмое ноября. Пасха и Рождество. Ну, и Пушкин очень вписывается в эту христологическую традицию. Вот летний день рождения, шестое июня – день пробуждающейся природы, и зимний день смерти – десятое февраля. Он в «день жара» и «день дыма» вписывается как раз очень точно.

Но даже и в смерти есть какой-то оптимизм, какое-то завещание, свет морального торжества, который всегда разлит в таком удивительном воскресении. Не говоря о том, что февраль – это уже канун весны. Даже и сейчас, когда мы в феврале отмечаем еще раз день смерти Пушкина, мы отмечаем его в совершенно другой стране, где народ уже безмолвствует, а там, глядишь, что-нибудь и скажет. Кстати говоря, есть у Пушкина замечательные совершенно стихи, очень подходящие к текущему моменту, – «Эхо». Помните, да?

Вот «Эхо Москвы» столько сделало для того, чтобы защищать разных людей, а сейчас ему «нет отзыва», сейчас, когда его гнобят все остальные: «Да ладно, да они договорились… да все обойдется…» Так что пушкинское «Эхо» – это тоже великое пророческое стихотворение. «Тебе ж нет отзыва».

Почему в Европе Пушкин менее популярен, чем Чехов и Достоевский?

Ну, знаете, Христос в христианских странах тоже более популярен, чем, например, в исламских. Это совершенно естественно.

Почему Пушкин завещал детям не писать стихов? Если это правда…

Он завещал немножко иначе. Он писал жене: «Кем-то будет Сашка? Не дай Бог ему, как отец, писать стихи да ссорится с царями. В стихах он батьку не перещеголяет, а плетью обуха не перешибет». Это замечательные слова.

У меня есть такая теория, довольно глупая: я думаю, что дети осуществляют наши неосуществленные мечты. Пушкин мечтал о военной карьере, и один из его сыновей был военным. Пушкин мечтал быть красавцем и всех пленять, и Мария была красавица. Пушкин мечтал быть домоседом и правильным семьянином, и Григорий был правильным семьянином, хранителем очага. Иногда я думаю, что Пушкин мечтал быть ничтожеством, чтобы его никто не замечал, и эта мечта тоже в детях воплотилась с достаточной полнотой.

Вы не находите, что от только что прозвучавшего «Манифеста русского интеллигента» уже недалеко до единой политической платформы?

Да очень близко, понимаете? Достаточно всей русской оппозиции подписаться под словами «Люби то-то, то-то, // Не делай того-то». Но «пиковая дама», тайная недоброжелательность так сильна во всех этих людях, что даже представить их собравшимися в одном месте, вот как сейчас, мне очень трудно. Уже обязательно кого-нибудь объявили бы предателем.