Вопреки предположению о прямой климатологической зависимости репродуктивного поведения, существенный рост численности населения в постсоветский период наблюдается у языческих народов Дальнего Востока, Сибири и Севера. Тяжелые природные условия не стали для них принципиальным препятствием для многодетности. За межпереписной период численность манси возросла на 44,6%, хантов — на 30%, ительментов — на четверть и т.д. Причины такого возрастания заключаются не только в том, что принадлежность к коренным малочисленным народам предоставляет определенные преференции, ввиду чего некоторые этнические русские предпочитают записываться автохтонами. Более важным фактором демографической динамики у указанных народов является их ориентация на поведенческие стереотипы, базирующиеся на аксиологии рода. Средняя рождаемость у ненцев превышает отметку в три ребенка, фиксируя в этом отношении один из самых высоких показателей среди народов России (среди титульных народов РФ только чеченцы и ингуши имеют столь же высокие цифры репродуктивности). В диапазоне от 2,5 до 3 детей находится репродуктивная динамика долган, хантов, чукчей, эвенков и др. Показатели рождаемости мусульманских, буддистских и языческих народов России соотносятся, таким образом, с единым для них типом демографического воспроизводства 2.
В то же время репродуктивное поведение у еврейских семей оказывается даже менее активным, чем у христианских. Уровень рождаемости у евреев является наихудшим среди всех народов России. И это при том, что еще в XIX веке показатели рождаемости у них были одними из самых высоких, опережая, к примеру, соответствующую демографическую статистику многих мусульманских народов. Сравнительно высокая рождаемость, в применении к эталонам западных стран, существует и в Израиле (общий коэффициент рождаемости — 21,7%), что явно диссонирует с характером репродуктивного поведения современных российских евреев. Следует предположить, что столь очевидные демографические различия определяются прежде всего статусом религии в системе общественных ценностей. Иудаизм, как известно, сакрализует многодетность и ориентирует верующих на активное воспроизводство. Распад замкнутой системы еврейских религиозных общин и десекуляризация жизни евреев в СССР (феномен безрелигиозного еврейства) незамедлительно привели к демографической инверсии. Напротив, закрепление особого статуса иудаизма в Израиле коррелируется с сохранением сравнительно высокой рождаемости у ортодоксальных израильских евреев.
Характерно, что у более молодой генерации еврейских женщин в сравнении с поколениями, ментально сформировавшимися в советский период, показатели репродуктивной ориентации несколько возрастают, будучи соотнесены с некоторой реанимацией роли иудейского религиозного воспитания. Следует, таким образом, предположить, что и у народов православного культурного ареала низкая репродуктивная активность определена прежде всего разрывом с традиционной системой ценностей. Следует ли говорить, что именно православие являлось основной мишенью атеистической пропаганды в СССР. Тем же этносам России, которые сохранили преемство религиозной традиции (мусульмане, буддисты, язычники), демографического кризиса удалось избежать 1.
II. Недетерменированность демографического процесса: высокая репродуктивность и индустриальное общество
Историческая демография представляет широкую череду примеров, противоречащих концепту об индустриально-урбанистической обусловленности “современного типа воспроизводства”. Да и по логике данного предопределения современная деурбанизация Запада должна, казалось бы, несколько увеличить динамику рождаемости. Однако этого не происходит. Даже наоборот, тенденция снижения репродуктивной активности в последнее время здесь только возросла. Не отличаются многодетностью и проживающие за пределами урбанистической черты — в частности, в подмосковных высококомфортабельных коттеджах — семьи новой российской элиты.
Методика контрфактического моделирования основана, как известно, на оценке значения того или иного явления посредством его купирования. Чтобы оценить влияние на демографические показатели индустриально-урбанистической конъюнктуры, следует создать модель, максимально исключающую ее воздействие 2. Деурбанизированные постиндустриальные анклавы (всевозможные элитные посёлки и пр.) как раз и предоставляют такую возможность. Констатация того, что демографические показатели в них существенно не изменились, может рассматриваться как доказательство отсутствия причинной связи между индустриально-урбанистическим укладом и уровнем рождаемости.
Читать дальше