Валентин Аккуратов - Навстречу 40-летию Победы

Кончалась вторая военная весна. Не по сезону горячая, тяжелая. Едкий дым еще стелился над родной, выжженной землей. Но это были уже не те страшные дни 1941 года… Впрочем, и тогда, отходя с боями, мы учились наступать и бить врага.

И вот свершилось! Перемолоты и пленены войска фельдмаршала Паулюса под Сталинградом, обрублены щупальца коричневого чудовища, тянувшегося к кавказской нефти. Свершилось! Это хмельное слово наполняло нас буйным чувством радости, уверенности пусть не в близкую, но неизбежную победу. Но враг был еще силен.

Из фронтового дневника:

«11 апреля 1943 года. Пишу после очередного боевого вылета. Как всегда, ходили ночью, в одиночку, на четырехмоторном дальнем бомбардировщике Пе-8 в глубокий тыл „третьего рейха“. Сейчас уже утро солнечное, тихое, подмосковное. Как оно не вяжется с минувшей ночью!

В уютной столовой, широкими окнами глядящей на ленту Москвы-реки, собрались экипажи. Шумно и весело. Сознание того, что задание успешно выполнено, „фронтовые“ сто граммов сняли тупую усталость многочасового полета сквозь зенитный огонь, наскоки истребителей, грозовые очаги.

Один столик не занят… Горка хлеба под белоснежной салфеткой, закуска и букетик золотистой мать-и-мачехи — все в ожидании. Все чаще и тревожнее посматривают летчики на пустующий столик, все тише становится в зале. В широко раскрытых глазах официантки нарастает испуг, — смахивая несуществующие пылинки, она роняет стакан с цветами. Звон разбитого стекла, и неожиданно наступает тишина — тягучая и мучительная. Все встают, скованные вновь проснувшейся усталостью. Столик числится за экипажем соседнего полка — их самолет не вернулся на базу. Время ожидания давно истекло, а хочется верить, что ребятам удалось совершить вынужденную посадку.

Днем после короткого отдыха начался командирский разбор ночного налета. Как осветитель цели и контролер бомбежки, докладываю о результатах.

— Сколько вы были над целью? — спрашивает командир дивизии.

— Двадцать три минуты, пока не отбомбились все. Интенсивный зенитный огонь и прожекторы не помешали работать строго по графику. Истребителей противника в районе объекта не было. Невернувшийся самолет на цель вышел третьим и ушел на восток без видимых повреждений.

— Значит, атакован истребителями где-то на обратном пути, — медленно говорит командир. — Если выбросились над оккупированной территорией — не пропадут, выручат партизаны. Но если над вражеской… Лучше смерть, чем плен!»

Да, это мы знали. Еще в сорок первом, когда нацисты заявили, что Красная Армия уничтожена, летчики авиации дальнего действия, в том числе наша 45-я дивизия, бомбили столицу «третьего рейха». И мы знали об особой «любви» гитлеровцев к нашей дивизии, тем паче к ее костяку, пилотам гражданской И полярной авиации. Недаром же в специальных списках гестапо числились Герои Советского Союза М. Водопьянов, А. Алексеев, Э. Пусэп, М. Шевелев, М. Громов…

Обладая колоссальным опытом автономных полетов в сложных условиях, мы с успехом применяли его в боевых действиях. А если кого и сбивали над оккупированной нацистами территорией, многим удавалось связаться с партизанами и вернуться в дивизию.

Обычно экипажи уходили на задание с наступлением темноты. Шли в одиночку, на разных эшелонах, чтобы не мешать друг другу, и обрабатывали цели в назначенное штабом время. А лететь к ним приходилось 4–5 ч в один конец, преодолевая море огня зениток всех калибров, атаки истребителей, выскальзывая из ослепляющих лучей прожекторов. То же было и на обратном пути, но он почему-то казался нам более долгим и напряженным.

Из фронтового дневника:

«12 апреля. Сегодня ходили на Кенигсберг. Прорвались нормально, но в 100 км от объекта неожиданно встретили фронт циклона. С высоты 7 тыс. м снизились НАД целью до 500 м, но облачность не пробили. По-видимому, она простиралась до земли, а калибр наших бомб не позволял бросать их ниже 500 м, поскольку был риск попасть под свои же осколки. Зенитный огонь был слабым, истребители в такую погоду не летали, и мы ушли на запасную цель, где и отбомбились. Все самолеты вернулись на базу.