Максим Калашников - Будущее как возмездие.

Максим КАЛАШНИКОВ.

Красные шли первыми, и понятно, что ошибки были. Они просто вошли в совершенно новый мир. Они спасли страну, которая уже не должна была существовать. Советский Союз — это Россия, которая существовала вопреки. Она в 1917-м должна была распасться. Нынешние футурологи вынуждены работать на кухнях. Нас никто не финансирует. Мы не можем создать междисциплинарные коллективы. Это никому из нынешних не нужно. Это опасно для них.

Александр ПРОХАНОВ.

Не жалуйся. Николаю II тоже Ленин не был нужен.

Максим КАЛАШНИКОВ.

А мне не на что жаловаться, Александр Андреевич, 47 книг я одолел. Я сумасшедший фанатик. То, что я мог выплеснуть, — выплеснул. Я не жалуюсь, я объясняю.

Александр ПРОХАНОВ.

Надо искать. Надо искать каналы.

Максим КАЛАШНИКОВ.

Мы искали. Александр Андреевич, я прекратил это дело, потому что искал эти каналы без малого двадцать лет. Больше нет смысла. Нет заинтересованности наверху в будущем. Для верхов наших, для нашей "элиты" если бы будущее вообще не наступило — был бы идеальный вариант. Они боятся этого будущего. Для них оно враждебно и непонятно. Что я могу сделать? Мои книги, передачи всем открыты. Я всегда буду это делать. Даже когда я пишу критические статьи, вторая часть всегда про то, "что нужно сделать".

Александр ПРОХАНОВ.

Если верить в будущее как в божество (а оно и есть божество, потому что время — это божественная субстанция), то вы будете востребованы. Более того, вы уже востребованы.

Максим КАЛАШНИКОВ.

Пока не очень вижу. Я вижу тех людей, которые реально создают будущее. Но они не попадают ни в какие обоймы. А туда попадают молодые люди, которые в жизни ничего не сделали, не осуществили ни одного проекта, ни одной инновации. Я не напрашиваюсь на их место, но человек, который имеет реальный опыт осуществления инноваций, почему не он стоит, не практик? Вы сказали про Манхэттенский проект. К Рузвельту пришёл Александр Сакс, банкир, принёс письмо Эйнштейна. Рузвельт любил будущее. Поэтому он понял Сакса с атомным проектом. А нынешние стратеги, если к ним прийти со своим атомным проектом, тебя пошлют.

Александр ПРОХАНОВ.

А как бы ты определил категорию "русская мечта"?

Максим КАЛАШНИКОВ.

Русская мечта — это Царство Божие на земле. Всё. Не на Небесах. Здесь мы его должны построить вопреки всем и всему. И вся наша техника должна этому служить, вся наша внешняя политика, всё наше государство — строительству Царства Божия на земле, не меньше. И мы все разными словами об этом говорим.

Александр ПРОХАНОВ.

Ты в Бога веруешь?

Максим КАЛАШНИКОВ.

В привычном смысле, наверное, нет. Я знаю, что есть некая высшая сила.

Александр ПРОХАНОВ.

Ты будешь строить Царство Божие на земле — значит, ты предполагаешь идеал, божественный идеал?

Максим КАЛАШНИКОВ.

Да. Мы православные атеисты. Я русский, и мой удел глубоко во мне сидит, он действительно православный, а если копнуть дальше, так это с язычества снято.

Александр ПРОХАНОВ.

Можешь о себе сказать, что ты — строитель Царства Божия? Ты же чувствуешь своё мессианство?

Максим КАЛАШНИКОВ.

Пусть потомки скажут. О себе говорить неудобно. А наверное, если бы не чувствовал, не писал бы книги.

Александр ПРОХАНОВ.

Если это так, значит, ты — строитель Царства Божия.

Максим КАЛАШНИКОВ.

В умах, во всяком случае, да. О себе говорить этого не хочу.

Александр ПРОХАНОВ.

Я о тебе это говорю.

Максим КАЛАШНИКОВ.

Я живу так, как будто строю Царство Божие, да. Только моё Царство Божие — с роботами, роботизированными заводами, с трассами скоростного транспорта, с людьми новой породы. Вот это моё царство будущего. То есть Царство Божие — оно же царство будущего.

Александр ПРОХАНОВ.

А когда ты построишь это технократическое царство, ты доведёшь до своего нейромира, когда люди будут ангелами и не нужны уже будут эти поезда просто-напросто.

Максим КАЛАШНИКОВ.

Может быть, это только промежуточный этап, когда люди перейдут. А нейромир — это предел, это сияющая мечта. Это люди-боги. То есть люди, равные Богу, можно сказать. Пусть это звучит еретически с точки зрения классической теологии. Это новые существа совсем.