Александр Бушков - Русская Америка - слава и позор

И напоследок поговорим о первооткрывателях, землепроходцах, путешественниках. Тех, что надрывали жилы, голодали, мерзли, воевали с «незнаемыми народцами», захлебывались в ледяной океанской воде, порой грабили друг друга, а то и убивали, как ни грустно об этом поминать…

Менее всего сибирские первооткрыватели, «служилые люди», похожи на ангелов или хотя бы на «приличных людей». Не зря же очень быстро после начала освоения Сибири появилась особая инструкция, высочайше утвержденная: о правилах поведения для тех, кто возвращался в Россию с собранным ясаком и отчетами о новых открытиях. Строжайше запрещалось воровать по городам и селам, пить в кабаках, играть на деньги в любые азартные игры. Легко догадаться, что подобные документы на пустом месте не рождаются, и возвращавшиеся оттягивались на всю катушку, коли уж понадобился специальный государев указ «о полном запрете и недопущении впредь»… А в городе Верхотурье (которого, возвращаясь в Россию, ни за что окольными путями не объедешь) устроили натуральнейший блокпост, куда посадили воеводой надежного человека — Ивана Толстоухова. В чьи обязанности как раз и входило тщательно досматривать деньги и имущество служилых людей, выясняя, не нажили ли они себе богатства «какой-либо неправдою». С особым усердием и вниманием Толстоухов досматривал сибирских воевод, отработавших свой срок, — репутация их была прекрасно известна…

Иван Толстоухов, кстати, долго прослужив в Верхотурье, тоже занялся географическими исследованиями: в 1686 г. снарядил три коча, проплыл по Енисею до Северного Ледовитого океана, а оттуда направился вдоль побережья на восток… Он и его спутники исчезли бесследно, и судьба их не выяснена до сих пор.

Так что же, все эти отчаянные мужики руководствовались лишь стремлением разбогатеть? Вот эту версию нужно моментально отбросить. Поскольку о судьбе практически всех сибирских первооткрывателей известно достаточно.

Человек алчный, быстренько сколотив состояньице, плюнул бы на новые путешествия, убрался восвояси в Россию и зажил барином. Но в том-то и заключается доподлинная историческая правда, что никто из них вовсе и не стремился нажить «палаты каменные»! Едва вернувшись из смертельно опасных странствий и даже прикопив малость соболишек, отправлялся вновь и вновь в те дикие места, где уже не приходилось ждать ни малейшей выгоды. Сохранившиеся «отписки» и «скаски» позволяют понять, что им пришлось вытерпеть. «Пошли мы все в гору, сами (т. е. без проводников, не зная дороги. — А. Б.), пути себе не знаем, холодны и голодны, наги и босы» — это Дежнев описывает свой путь после кораблекрушения. «И мы, холопи государевы, на берег пометались душою да телом, хлеб, и свинец, и порох потонул, и платье все потонуло, и стали без всего» — это служивый Иван Нагиба, прошедший весь Амур и потерявший свои суденышки в Охотском море. Этот отчет только сто лет спустя отыщет в бумагах Якутского острога академик Миллер — как и бумаги Дежнева.

А какая выгода гнала в Даурию бывшего енисейского воеводу Якова Хрипунова? На теплом местечке сидел человек, мог бы, не утруждаясь, и далее набивать кубышку — но он, искусный рудознатец, отправился искать в тех местах месторождения серебра (не для себя, ясен пень, для державы). Умер по дороге, где-то возле устья Илима, похоронен незнамо где…

Так вот, сибирских первопроходцев обвиняли во множестве вполне реальных прегрешений: нахальным образом блудили с местными бабами, нападали друг на друга, друг друга грабили. Одного им никто и никогда не в состоянии был «пришить»: личной корысти — даже известные беспределыцики братья Ста-духины, с одинаковой беззастенчивостью вытрясавшие меха как из туземцев, так и своего же брата-казака, не в свой мешок их складывали, а добросовестно отправляли в «закрома Родины».

Те, кто не умер в пути от предельных лишений и счастливо избежал стрел и копий аборигенов, никакой такой особенной награды за свои труды не получили. Семен Дежнев последние годы жизни провел в Москве, долго выбивая из бюрократов свое законное жалованье — всего-то сто рублей (цена одной соболиной шкурки высокого качества). О его смерти сохранилась скупая запись в «окладной книге денежного, хлебного и соляного жалованья» Якутского острога: «Семен Дежнев в 181 году на Москве умре, и оклад его в выбылых»(То есть в 1689-м. Годы тогда считали «от сотворения мира», а не Рождества Христова.). Как уже говорилось, открытия Дежнева были забыты на добрых сто лет, пока бумаги не отыскал Миллер — но некоторые дежневские отчеты обнаружены в архивах лишь в… 1957 г. Раньше у историков руки не доходили.