Александр Покровский - Люди, Лодки, Море Александра Покровского

В Ведяево в первые часы трагедии говорили: по нам стреляли американцы.

Теперь все молчат. Запретили. И отремонтировали им поселок.

Американцы о трагедии будут молчать. Они, кстати, не так быстро стали возмущаться, как англичане, когда их обвинили.

Вот такая версия.

Есть еще версия.

Вот она:

"По нему стрелял "Петр Великий". Ракето-торпедами. На учениях испытывать новую технику строго запрещено. Но когда хочется сэкономить, то можно. Испытывали эту великолепную технику. Стреляли боевыми. Ракета попадает в воду, раскрывает жало и выпускает умную торпеду, которая ищет подводные лодки. Им с "Курском" выпало быть в одном районе. Стрельба была организована гражданскими специалистами. Стреляли-стреляли, и вдруг из воды вырывается взрыв, чуть-чуть напоминающий ядерный, а потом еще один. Все охуели. Первое что сорвалось: "Пизданули кого-то". Думали, американца — он шлялся тут же. Это он потом получил повреждения и потерял буй. Это на него очень хотели списать торпедную атаку. "Петруша" немедленно рванул из района. Ничего не придумали лучше, как удрать. Когда уходили, через какое-то время поймали радио: "Лодка не выходит на связь", и указан район их стрельб. Тогда и поняли, кого угробили. Повернули и пошли искать, готовясь к тюрьме. Нашел "Курск", естественно, "Петр Великий". Их курсы пересекались. Четверо суток болтались просто так. Пришли в Североморск, скупили всю водку в городе. Гражданские стрельцы тоже пили спирт. Он их не брал. Потом оказалось, что виноватых не ищут. Приказано отрабатывать версию "столкновение с врагами". Адмиралы прикрывали свои задницы. О людях никто не думал. Свидетели не нужны. Они трое суток были живы, согласно записке покойного командира турбинной группы. Сначала она написана ровным подчерком. Там стоит дата: 12-е число. Официально об аварии объявили 14-го. Потом у них сели батареи в фонаре (фонарь они нашли). Воздух в отсек они тоже дали. Последняя дата в записке — 15 число. Приказано говорить, что они умерли через 2 часа после аварии".

Плевал я на неприятности. Я всегда на них плевал. Имя дороже. "Курск" нам ещё даст. Вот увидите. Офицерство очень плохо настроено. Раздражают высшие чины. Воры и негодяи…

Интересно, что "Курск" всколыхнул общество. Буквально через несколько дней самолет с военными недалеко от Поти разбился — 87 трупов — никто не отреагировал. А тут все переживают. Омоновцы в Чечне гибнут — слабые попытки посочувствовать. Молодежь в Чечне гибнет пачками — горе только матерей.

А "Курск" грохнулся — национальный траур.

Адмирал М. требует от членов комиссии полной секретности и врет прессе. Его у нас называют "сукой". Кто-то сказал: "С такой фамилией, как у него, порядочные люди — большая редкость…"

Набрел на книгу Тома Кленси с его "Октябрем". Может, сюжет и достаточно интересный, но мне читать мешают детали. Такие как "пять свитеров, надетые друг на друга — обычная одежда для этих мест". И в прямой речи море пафоса…

Подводники с пафосом не говорят. И вообще, люди, переживающие пафос, с пафосом не говорят. Это глупость…

Представил себе "Курск" и то, как люди бегут, и воду, падающую сверху не струей, а таким кубом многотонным, который размазывает по палубе, и срывающиеся приборы, и тела, и вспыхивающие щиты, и темноту, и вот я уже иду по корме, много раненных, ушибленных, растерянных людей. Офицеров-то всего трое, остальные по душевной крепости не в счет. Их просто за руки можно распихивать — не соображают. Они придут в себя, но не сейчас. Пытались собрать фонари, пищу, свитера. Вода…

После трагедии столько человек захотело служить, что просто удивительно. Правда, говорил с преподавателями училища. На 100 человек курсантов — 2 гения, остальные, как бы это помягче, идиоты. Я раньше думал, что все люди примерно такие же, как я. Оказалось, нет. Меня это расстроило.

Интересное дело: наши подводники умнее и изворотливее всех остальных. Наши адмиралы подлее и изворотливее. Когда ум перетекает в подлость, с майора что ли?..

В Питере проходила конференция о русском языке. Парочка академиков встала на защиту великого и могучего. Они против вывесок, рекламы, телевидения и мата. Трогательное сочетание. Против них — Гранин и я. Гранин официально, а я для официального еще не дорос. Гранин говорил о том, что культуру нельзя насадить, а я говорил, что язык тоже живое существо, чуждое чиновничьей селекции.

Эмма Григорьевна Герштейн, 97 лет, заметила, когда я поздравлял ее с текущей датой: "Волошин (руководитель кремлевской администрацией) — Кощей Бессмертный". — "Эмма Григорьевна, с чего вы взяли?" — "А вы видели его лицо?"