Юрий Афанасьев: Мы – не рабы? (Исторический бег на месте: «особый путь» России)

Гитлеровский и сталинский нацизмы, надо заметить, разглядели тоже не сразу, а их опасность ощутили, когда было уже слишком поздно, – к тому же до сих пор ощутили еще далеко не все и не до конца.

Цитируемый здесь специальный номер журнала «Эксперт – лишь один из многочисленных индикаторов, по которым можно составить представление о замахе путинской стратегии на разворот к политике царской России и Советского Союза. Таким же индикатором, воплощением «канонической версии» нашей истории стал изданный уже массовым тиражом школьный учебник. В этом же ряду – специальный номер журнала «Профиль» №34 за 2008 г. «Собрать державу».

Авторы «Эксперта», претендующие на строгую научность и недопустимость конъюнктурной политизации, пишут: «История Российской империи не так уж отличается от истории других европейских империй. Во многом она была даже гуманнее. Но в любом случае у России не было выбора – быть империей или быть «нормальным европейским демократическим государством». Был выбор – быть империей или быть колонией».

Про то, что «она была даже гуманнее», надо оставить на совести авторов, особенно если учесть, что история Российской империи и в 1917 году не заканчивается.

Про то, что «не было выбора», следует отнести туда же. Вся наша жизнь – и каждого человека, и любой страны – постоянный, непрестанный выбор. Постижение смысла истории – в отыскании ответа, почему сделан именно такой выбор, а не другой, реально возможный как иной путь.

Но допустим даже, что при анализе всех обстоятельств «за» и «против» того или другого выбора, при анализе по всем правилам «строгой научности» и совершенно без «конъюнктурной политизации» мы пришли к выводу: да, «не было выбора». Значит ли это, что нужно – с откатом назад и с опорой на все наши традиции – продолжать тот путь, по которому мы пришли в наше сегодня? Не забывая при этом, что промежуточными точками на этом пути стали 1917, 1991 и 2008 годы?

Судя по всему происходящему в стране, судя по направлению полета господствующей мысли – надо продолжать.

Россия снова перед выбором: то ли все то, что уже довольно отчетливо просматривается в окружающей нас реальности – ордынско-византийский политический курс властвования, традиционная русская геополитика, советское мессианство, всепоглощающая коррупция и путинская зачистка политического пространства России. То ли…

Я совсем не уверен, что у нас есть время для размышлений о каких-то альтернативах. Тем более для их реализации.

Если на войну России против Грузии посмотреть:

– сначала в связи с другими важнейшими событиями российской внутренней и внешней политики последних 8–10 лет: ликвидацией выборов, судебной системы, независимых СМИ, политических партий, оскоплением законодательной власти, превращением правоохранительных органов в репрессивные и преступные и т.д., галопирующей во главе с высшей властью коррупцией, громкими нераскрытыми убийствами, обострением отношений с сопредельными (и не только) странами;

– а потом в перспективе очень большой временной продолжительности – как на очередной эпизод нескончаемой в столетиях вереницы наших аннексионистских войн (и усугубляющейся в результате подобных войн несвободой внутри страны);

то момент пересечения этих двух линий зафиксирует очень важное явление: возврат современной России на круги своя, ее возвращение в русскую и советскую колею.

Что это значит – «возврат современной России на круги своя, ее возвращение в русскую и советскую колею»?

Во-первых, о самом понятии «русская колея». В том же смысле говорят и пишут про «Русскую систему» (например, А.И. Фурсов и Ю.С. Пивоваров), про «русскую (православную) цивилизацию» (Арнольд Тойнби, славянофилы, евразийцы 1920-х годов, современные «почвенники» и «патриоты»), про «матрицу русской неизменяемости» и т.п. Подобные слова требуют пояснения на предмет их значения в текстах, претендующих на «научность». Они скорее допустимы здесь лишь как некий оборот речи, как стремление что-то специально «сгустить» с целью сделать более понятным то, о чем идет речь. И допустимы лишь при условии, что читателю или слушателю понятна условность таких слов, наличие в них не свойственных людскому сообществу механистичности, фатальной неизбежности, запрограммированности – то есть всего того, что прочитывается в этих словах, если их воспринимать буквально. По существу, употребляя эти или схожие термины, имеют в виду что-то между «архетипом», «структурой» и «системой» – чтобы сказать одним словом сразу и о какой-то организации, о соотнесенности множества самых разных составляющих, и в то же время о долговременности такой их организации, о ее продолжительной неподвластности времени. (В научных категориях то же самое выражают как La langue duree.)