В Карпаты, наверное, лучше ездить весной, конец августа выдался промозглым, дождливым. Но по-прежнему мило мелькание беленьких хат в садах, на улочках, где церковь, костел и синагога подряд, обилие желтых и голубых строений, сам звук украинской речи - почти древнерусского, но живого языка, даже обычные надписи - названия сёл на дорожных указателях, реклама… Кроме архитектуры меня интересует фольклор, и в 2006 году я надеялась попасть в Рахов на фольклорный праздник "Гуцульская брынза", посвященный встрече пастухов с горных полонин. Мечтала услышать трембиты, выступления ансамблей, сделать много фотографий на память, купить новые кассеты. За окном автобуса - вечерние черные ели, облака, прильнувшие к склонам темно-синих гор… И пограничный пост на перевале - стоп! В мою миграционную карточку вписан как пункт назначения только Львов. А Рахов - город приграничной зоны, и его я должна была тоже вписать, не вписала. Теперь вынуждена выйти из автобуса под дождь, в вечерние сумерки. И что им мои возмущения: "Так-то встречают на Украине поклонников украинской культуры!". Украинские пограничники даже в песни вошли как любители взяток: "Заходят бравые ребята, таможенник и пограничник, у них большие автоматы и маленькая зарплата". А у меня тоже маленькая зарплата. А может, это просто идейный наследник Бандеры, ему взятка не нужна, нужно "москалю" гадость сделать? Молодой симпатичный пограничник пытается замолвить за меня словечко, но его начальник непреклонен, я остаюсь на обочине возле поста под зонтом. Вскоре пограничник останавливает иномарку и просит довезти меня до Ивано-Франковска.
До полуночи сижу на вокзале в Ивано-Франковске. Напротив меня возится с бесчисленными отпрысками цыганская семья, дети ползают по грязному полу, мамы - в коже, увешаны золотом. В креслах дремлют усталые люди… Жду поезда на Львов. Дальше - в Москву. В душе глубоко сожалею о том, что не побывала на месте предполагаемой гибели князя Святослава, недалеко от Рахова…
До встречи, Украина! Десять антирусски настроенных субъектов в толпе и пять у власти не заставят меня относиться хуже к твоему народу и песням, полям и храмам, великой истории и идее славянского братства.
*
* *
*
* *
Люблю я песни Украины, и степь, и замки, и сады, вкушаю солнечные вина, как древнерусские меды.
она - для воинского клича, простой молитвы казака. Как сокол, падать на добычу, как сокол, мчаться в облака.
Нет краше украинской мовы
на белом свете языка, её былинную основу хранят Бояновы века.
Будь проклят тот, кто для раздора взял речь - родная, вывози, и кто представил чуждой споро Россию - Киевской Руси. Мы всё равно душой едины, что б ни случилось на веку, и только песни Украины развеют русскую тоску.
Не ей с трибун звучать угрюмо из уст духовной нищеты. Она - для дерзновенной думы, она - для трепетной мечты,
"ХВАТИЛО БЫ ДУХА НЕ ВПАСТЬ В БЕЗВРЕМЕНЬЕ…"
Беседа киевских журналистов со Станиславом КУНЯЕВЫМ
В переломном 1990-м, спустя год после выхода на редакторскую стезю, он сказал во весь голос:
От жестов
И криков хмелеет народ, Из уст у ораторов - дым! И некому вспомнить
Семнадцатый год, ?то кончился
Тридцать Седьмым…
Гражданственный запал Станислава Куняева, с которым довелось побеседовать в его рабочем кабинете на Цветном бульваре, кажется, обретает второе дыхание.
- Жизнь летит стремительно, - не дожидаясь наших вопросов, раздумчиво говорит Станислав Юрьевич. - Особенно в такие беспокойные времена, я бы сказал, катастрофические эпохи. Словно вчера это было: летом 1989-го Сергей Васильевич Викулов, тогдашний главный редактор "Нашего современника", предложил возглавить один из популярных журналов, у руля которого сам отстоял 21 год. После смерти Твардовского из выпестованного им "Нового мира" в "Наш современник" перешли лучшие российские прозаики - Астафьев, Абрамов, Белов, Бондарев, Залыгин, Распутин, Казаков… Для них Викулов - личность особого качества: капитан артиллерии, защищал Москву и Сталинград, прошёл всю войну, известный поэт…
- Помните тот стартовый номер "Нашего современника", который вы впервые подписали к печати как главный редактор?
- Такое не забывается. Недавно мы из архива достали тот номер за 1989 год. Часть номера отдана украинской литературе. Что ни фамилия, то имя: Платон Воронько, Дмытро Павлычко, Николай Лукив, Леонид Горлач, статья о Мыколе Хвылевом… Горжусь своим редакторским дебютом. Но наша история круто повернула и пошла по непредсказуемому пути. Больно. После Беловежской пущи стало понятно: распад необратим. По большому счёту, все восемнадцать лет моего редакторства были поиском пути, который вывел бы к спасению славянской культуры, мысли, духа. По-моему, всё же удалось на творческой ниве сохранить лучшее, что нам досталось, что осталось от советского периода и в прозе, и в поэзии. Публицистика же оказалась просто неизбежной при осмыслении пугающего "рока событий". И тут у нас, думаю, наибольшие достижения. Они связаны с откровениями Льва Гумилёва, Вадима Кожинова, митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна, Сергея Кара-Мурзы, Александра Панарина, Игоря Ша-фаревича, Ирины Стрелковой… Не всё получилось. Социально-политические процессы на огромной территории СССР, а потом СНГ оказались слишком центробежными, слишком радикальными, слишком разрушительными.
Читать дальше
