это еще и некий парафраз Евангелия, современный Христос, современные ученики. Тогда же отметил, что это было бы еще интереснее, если бы заключало в себе меньше претензий на уникальность, меньше бы просвечивала установка автора на шедевр. Когда пришел на семинар и узнал, что это был Володя Никитин, все стало ясно. В этом же ключе построил выступление свое: конечно, Володя сильно вырос, и я радуюсь своему терпению, ему сейчас надо писать то, о чем он хорошо знает, тогда бы было, действительно, здорово. Предупредил его и весь семинар, может быть, не имея на это права: не надо баловаться ни с какой религией, с понятием Бога, священными книгами, хотя осмыслить это надо. И напомнил: помните, какой мучительной смертью умер Булгаков? Думаю, что Володя выплывет, но хочется, чтобы все они поняли и уяснили главное.
17 октября, понедельник. К 4-м часам поехал в Липки. Встретили приветливо, но я приехал рано и минут сорок просидел в зале, слушая Р. Ф. Казакову, которая уже заканчивала свое выступление. Она сейчас пишет короткие стихи, в которых много грусти по прошлой обеспеченной жизни и которые не очень вяжутся с ее заявлениями. Стихи перемежались различными высказываниями: типа почему лишили стариков социальных льгот, медпомощи и проч. Про себя я заметил, что когда вы, "быстрые" демократы, радовались происходившему, то я - "медленный" демократ - уже знал, чем всё это кончится. Позже я прочел свою собственную лекцию, называемую "мастер-класс", в которой тоже коснулся вопроса демократии, заметив, что незнание исторических реалий позволяет трактовать демократию как безграничную свободу личности, в то время как на самом деле демократия - один из самых тяжелых и наименее свободных режимов, ведь значительно мягче и монархия, и тирания. Уже после лекции я поговорил с Риммой Федоровной, сказал ей, что не надо обращать внимания на мелочи, перестать повторять, что, дескать, Гусев не любит евреев, а Хатю-шин плохо пишет об Америке. Надо любить друг друга просто за то, что все мы принадлежим к одной профессии, и надо стараться сделать Союз писателей опять политической организацией, каким он был, потому что только политическая организация имеет право чего-то требовать от правительства.
21 октября, пятница. Вечером по телевидению показали скромные похороны А. Н. Яковлева на Троекуровском кладбище. Прощание началось в здании Академии наук. Горбачёва не было, он где-то в Америке или в Англии. В связи с этим вспомнил рассказ Н. И. Рыжкова, который я услышал два дня назад в Домжуре. Сразу же после известия о смерти Яковлева ему стал названивать "Коммерсант". Н. И. сказал: сейчас ничего сказать не могу, позвоните через 40 дней. По телевидению бывший кумир ЦК КПСС Валентин Зорин сказал, что это человек, о котором когда-нибудь будут писать школьные учебники. Сравнивали Яковлева и с Ломоносовым, народа тем не менее, видимо, было не очень много.
23 октября, воскресенье. В воскресенье - туда и сюда, на дачу. Все-таки чуть отдышался, собрал все листья, самое главное - посидел минут 40 над новым романом. Происходит нечто поразительно: на всё есть время, нет только на новый роман. Единственное утешение - моя теория замедления: если роман пишется медленнее, чем нужно, - значит, нужны еще какие-то определенности, естественно, определенности пришли. Сижу, читаю брошюрку. С. Захаров: "Жертвы Луны, или Пять измерений Михаила Булгакова". Формула, которую мне в свое время дал Г. Бакланов, до сих пор меня поражает своей универсальностью: если вещь идет, то она всасывает в себя всё, что тебя окружает. Теперь я уже знаю, как продолжить вторую главу. Здесь у меня начнет говорить Булгаков. Смотрел телевизор и делал традиционную шарлотку. По телевизору, кажется, были Познер, Греф и другие… Почему от телевидения ничего не остается к утру?
27 октября, четверг. В последнее время я достаточно рано ложусь, на телевидение уже не хватает сил, но поднимаюсь рано - в половине шестого, в шесть. И тут наступает время, которое оправдывает весь никчемный день, все остальное времяпрепровождение. Сначала я занимаюсь по самоучителю английским языком и слушаю диск, а потом невероятное удовольствие испытываю от чтения учебника по теории литературы Хализева. Вчера читал об интертекстуальности, сегодня - о реминисценции. Это все доставляет мне удовольствие,
11*
видимо, тут и есть моё истинное призвание. Сегодня появилась довольно опасная мысль относительно того, что очень сильное погружение литературы в литературу, в конечном итоге, не приносит значительных результатов. Но впрочем, в литературу был бесконечно погружен Пушкин…
Читать дальше
