Принципы православия, самодержавия и народности, которым следовал еще в 1820-х годах в своей деятельности на посту министра народного просвещения адмирал А. С. Шишков, были заявлены в 1832 году С. С. Уваровым в его "Отчете по обозрению Московского университета" — и еще раз подчеркнуты им в обращении 1833 года к попечителям учебных округов при вступлении в должность управляющего министерством. Последнее обращение нового главы министерства было напечатано в 1834 году в первом номере основанного Уваровым издания — "Журнала Министерства Народного Просвещения".
Исследователями гоголевского творчества доныне не было обращено внимания на то, что именно Гоголь (вместе с близкими его друзьями — Петром Александровичем Плетневым, Василием Андреевичем Жуковским, Михаилом Петровичем Погодиным, Михаилом Александровичем Максимовичем, Степаном Петровичем Шевыревым, однокашником Константином Михайловичем Базили) стал одним из первых сотрудников Уварова. Результатом этого сотрудничества и явилось поступление Гоголя в 1834 году адъюнкт-профессором на кафедру всеобщей истории Петербургского университета, а кроме того, публикация писателем в том же 1834 году в журнале Уварова четырех статей, тесно связанных с замыслом "Тараса Бульбы".
На замысел "Тараса Бульбы", помимо собственно истории запорожского казачества, оказали, таким образом, влияние и польское восстание 1830–1831 годов, и Отечественная война 1812 года, и начинание императора, проводимое Уваровым в жизнь с начала 1830-х годов. В этом смысле "Тарас Бульба" — как органическое единство истории и литературы, как историческое сочинение, тесно связанное с современностью, — произведение безусловно "знаковое". Сам Гоголь признавался, что у него "не было влеченья к прошедшему" и что предметом его творчества всегда была "современность в ее нынешнем быту". "Прошедшее же и отдаленное возлюбляется по мере его надобности в настоящем", — пояснял Гоголь. Собственно говоря, "Тарас Бульба" — это преобразовательное, "притчеобразное" (в понимании самого Гоголя) произведение о России как единственной свободной державе в мире, исповедующей православие.
Многое теперь начинает проясняться. Как раз в то время, когда министром народного просвещения Уваровым было официально провозглашено следование началам православия, самодержавия, народности, Николай Иванович Билевич, один из проводников на ниве просвещения заявленной Уваровым программы, читает юному Достоевскому и его брату гоголевского "Тараса Бульбу".
Хорошо известно, с каким воодушевлением современники Гоголя восприняли "Тараса Бульбу". С самого начала читатели почувствовали особый, исключительный характер гоголевской повести. По свидетельству самого Гоголя, его повесть понравилась "всем вкусам и всем различным темпераментам". Показательна реакция одного из тогдашних слушателей "Тараса Бульбы", преподавателя словесности в Благородном пансионе при Петербургском университете Василия Ивановича Кречетова, о чем рассказывал в своих воспоминаниях И. И. Панаев: "Кречетова поразил или, вернее сказать, ошеломил "Бульба". Он во время моего чтения беспрестанно вскакивал с своего места и восклицал: "Да это chef d’oeuvre*… это сила… это мощь… сам старик Вальтер Скотт подписал бы охотно под этим Бульбою свое имя…"". По свидетельству П. В. Нащокина, "особенно" хвалил "Тараса Бульбу" А. С. Пушкин. Критики — С. П. Шевырев, М. П. Погодин, О. И. Сенковский, В. Г. Белинский, П. И. Юркевич и др. — были единодушны в оценке "Тараса Бульбы" как лучшей из повестей "Миргорода". В то время сборник "Миргород" был поднесен Гоголем через Уварова императору Николаю Павловичу. Впоследствии "Тарас Бульба" стал одним из любимых произведений Александра Блока, цесаревича-мученика Алексея Николаевича и многих других.
Не остался равнодушным к гоголевской повести и четырнадцатилетний Федор Достоевский. "Эффект чтений" Билевичем "Тараса Бульбы" оказался так силен, что эта повесть навсегда осталась одним из любимых произведений Достоевского. О том, что Достоевский любил и перечитывал "Тараса Бульбу", свидетельствует, помимо упомянутого наброска к роману "Подросток", целый ряд фактов. Из письма Достоевского к брату Михаилу от января 1844 года известно, что к тому времени он закончил работу над драмой "Жид Янкель" (к сожалению, это произведение до нас не дошло). Позднее с образом Янкеля в "Тарасе Бульбе" Ф. М. Достоевский сравнивал одного из героев "Записок из мертвого дома" (1860). О гоголевской повести он вспоминал позднее в "Дневнике писателя" за 1877 год: "Что за трепетание, что за принижение перед Австрией! "Изволит, дескать, она осердиться!" У Гоголя атаман говорит казакам: "Милость чужого короля, да и не короля, а милость польского магната, который желтым чеботом своим бьет их в морду, дороже для них всякого братства". Это атаман говорит про предателей. Неужели вам хочется, чтобы и русские, в трепете животного страха за свои интересы и деньги, склонялись точно так же перед каким-нибудь желтым чеботом?".
Читать дальше
