Газета Дуэль: 2009_20 (619)

Кенжегази вернулся на месторождение, выгнал оттуда в шею канадцев и тяжело задумался. Увиденное в столице наводило на мрачные мысли. Казах, несмотря на монгольское гражданство, всегда считал себя скорее гражданином СССР, саму Монголию полагал шестнадцатой республикой, и вторжение в страну западных горнодобывающих компаний выглядело для него не менее страшным и немыслимым, чем вход в Харьковскую область танковой армии НАТО. Судя по карте, увиденной им в БПР, перед натиском международных корпораций пала уже вся центральная часть Монголии, маленькими островками в море западных лицензий торчали производственные анклавы Дархана, Эрденета и Чойбалсана и даже крупнейшее стотонное месторождение коренного золота Бороо, на его памяти вписанное в производственный план «Главвостокзолота», разрабатывала теперь какая-то австралийская шарага. Более того, случилось нечто и вовсе невообразимое: совершенно секретную стратегическую урановую смолку в песках юго-восточной Гоби искали не поисковые группы «Атомредмета», а канадцы и те же австралийцы с логотипами International Uranium на куртках. В довершение несчастий, из природы и общества, судя по всему, исчезла не только его маленькая экспедиция со своей драгоценной горой, но даже и само всемогущее Мингео СССР. Все это говорило об одном: СССР в целом и Россия в частности оставили все позиции в Центральной Азии и непонятно, когда вернут их обратно.

Каким образом следовало выполнять приказ в таких странных обстоятельствах, Кенжегази сказать затруднялся, однако ему было совершенно ясно, что долго эта авантюра продолжаться теперь не сможет. Остановить экспансию огромных корпораций силами его десяти казахов было нереально. Рано или поздно кто-то дознается о составе и количестве руды на его участке, в крайнем случае — определит со спутника наличие крупного месторождения, и тогда судьба его экспедиции и месторождения будет решена быстро и радикально. Лицензию отберут любым законным или незаконным способом, им всем дадут пинка под зад, и тот факт, что сейчас богатствами золотой горы воспользоваться все равно некому, Кенжегази совсем не утешал. Потому что это сейчас некому, а пройдет еще лет десять — и русские вернутся. Они всегда возвращаются. В любом случае, пока следовало если не остановить, то по возможности замедлить продвижение западных экспедиций в глубь сомона, а также по возможности отыскать правопреемников Мингео и передать, наконец, полторы тысячи тонн золотого эквивалента законным владельцам.

В последующие годы он сильно увлекся политической деятельностью. Мотаясь по стоянкам пастухов с «образовательной программой», геолог вовсю рассказывал об ужасах «империалистической добычи полезных ископаемых» — о тучах ядовитой пыли, накрывающих стада, о реках, текущих кислотой, о колодцах, вода из которых растворяет кишки, о расползающихся от карьеров оврагах — и имел с этими проповедями буколического образа жизни бешеный успех. Демонстрации монголов-скотоводов оказались очень эффективным средством в борьбе с «империалистическими колонизаторами», стада овец по опробованному когда-то сценарию блокировали любые попытки канадцев и австралийцев вести геологоразведку в радиусе ближайших ста километров. Сотрудника пиар-департамента Asia Gold, приехавшего укреплять отношения с общественностью, выволокли из машины прямо на площади перед зданием администрации и едва не удавили арканом. Милиция отобрала его у «активистов экологической партии» в последний момент, активисты просидели месяц под замком, однако всякое желание налаживать отношения с местным населением у австралийца пропало раз и навсегда.

Русские вернулись раньше, чем ожидал Кенжегази. Спустя четыре года в офисе раздался звонок, трубку снял его помощник. Звонивший говорил на языке, которого казах не слышал больше десяти лет. Человек звонил из Москвы, просил связать его с директором месторождения и никак не мог понять, почему у его собеседника срывается голос.

Кенжегази находился на митинге в райцентре. Узнав о том, что его двенадцатилетняя одиссея подошла к концу, он осекся посреди пламенной речи на полуслове, сел в уазик и на пол дня уехал в степь. Потом вернулся и остаток дня перечитывал свою копию старого отчета. Он хотел встретить русских в хорошей форме и не путаться в цифрах при разговоре.

Как его нашли? По чистой случайности. Крупная российская корпорация приобрела сибирский отраслевой геологический институт. В процессе инвентаризации документов пожилой эксперт Мингео наткнулся на отчет об анализе кусков гранита с аномально высоким содержанием буквально «всего хорошего», за исключением разве что платины. Ни заказывавшей анализ организации, ни людей, работавших с ней, уже не было в пределах досягаемости, а то и в живых, но заместитель директора института рассказал, что его предшественник упоминал о каком-то невероятном золотом месторождении, открытом перед самым распадом страны в труднодоступном районе Монголии и что гранит этот — оттуда. Еще год прошел в поисках сохранившихся в других источниках рассеянных материалов и живых очевидцев из читинской и иркутской экспедиций, помнивших о снаряжении партий в Монголию. Информацию о районах деятельности этих партий удалось добыть в архивах СВР, в которых осели старые отчеты КГБ о поисках стратегически важных ископаемых. Наконец, определенное время потребовалось, чтобы сопоставить бурную активность неведомо откуда взявшейся в глухой степи партии зеленых с районом вероятной работы советских геологов и соотнести личности руководства новоявленной партии с фамилиями, оставшимися на бланках старых иркутских заявок на исследования образцов.