- Ты что?
- Я не могу им показывать слёзы. Я плачу, я паки и паки вижу мир, - он повёл мокрой рукой перед собою. - Я вижу мир, виноватый пред Богом. Мир данную ему свободу использует для угождения плоти. Не осуждаю, но всех жалею. Только обидно же, стыдно же: старец надеялся, что я пойду в мир и его спасу. Откуда, как? Спасётся малое стадо. В него бы войти.
- Ну ты-то войдешь.
- Разве вы Бог, что так решаете? Нет, надо с ними погибать! Они все были очень хорошими, все говорили о спасении России только с помощью Православия. А от них другого ждали, и их не поддержали. Но не отпустили. Тогда они с горя и сами веру потеряли. Её же надо возгревать.
- Но кто же им не поверил?
- Приёмщики работы.
- Какие приёмщики?
- Не знаю. Но так ощущаю, что злые очень.
- А ты, Алёша, у Иван Иваныча жил?
- Я же не только у него. Но он хотя бы крестится. А то ещё был старец, того вспоминать горько. Всех клянёт и даже не крестится, объясняет, что нехристи крест присвоили, ужас, прости ему, Господи. Я всё надеялся, а зря. То есть, я виноват, плохой был за него молитвенник. Да и вообще плохой. Опять грешу, опять! - воскликнул Алёша. - Лучше пойду, пойду! - Он убежал, клонясь как-то набок.
НАКОПЛЕНИЕ ЭКСПОНАТОВ В МУЗЕЙ МЫСЛИ
Вскоре день, как писали ранее, склонился к ночи, надоело ему глядеть на нашу пьянку. Убавилось ли ночлежников, не считал. Обреченно улегся я на панцирную сетку и просил только не курить. Засыпал я под звон сдвигаемых стаканов и возгласы:
- Ну! По единой до бесконечности!
- За плодотворность наших мыслей!
Слышно было, как Ильич добивался признания и его мысли:
- Но есть же, есть же душа каждой строки!
- Да, - поддерживал его специалист по языку. - Раньше восклицательный знак назывался удивительным.
- Народ! Я забыл, вот это стихи или песня: "Кругом жиды, одни жиды, но мы посередине"? Только я забыл, это строевая или застольная?
- Какая разница? Запевай. Но не эту. Героическую.
- Запеваю! Запели:
Жизни только тот достоин, к смерти кто всегда готов. Православный русский воин, не считая, бьёт врагов!
- Не так, - поправлял Георгий. - Не так ведете мелодию. Я звуками всех мелодий пропитался, как повар запахами кухни.
- Плохое сравнение, - заметили ему.
- Ладно. Как оранжерейщик запахами цветов. Итак! Петь могут все! У всех же есть диафрагмы. Сюда внимание, сюда! Подымаю руку, замираю - вдыхаем, наполняем грудь большой порцией воздуха. Ах, накурено! Итак! Взмах руки - начало звука. Звука, а не ультразвука! Поём Пятую Чайковского. И-и!
- Обожди, дай произнести тост.
- Говори по-русски! Не тост - здравицу. Учить вас!
- Здравица! За неё!
- За здравицу?
- Здравица за мысль. Что мы без неё? Кто бы нас тут держал, если б у нас мыслей не было. За мысль!
- Уже не держат. Но за мысль пью! Вы хочете мыслей, их есть у меня! Мы же музей мысли создавали, забыл?
- Да, туда вот эту закинуть, что не Герасим утопил Муму, а Тургенев, а дети думают: Герасим. Тургенев утопил. А вообще - дикий западник.
- Хорошо, западник. Но у него хоть есть что читануть. "Живые мощи". А Достоевский твой что? Прочтешь и как пришибленный. "С горстку крови всего". Шинель эта. То-то к нему, особенно к топору Раскольникова, русофобы липнут. Нет, коллеги, Гончаров их на голову выше. Но не пойму, как не стыдно было в это же время выйти на сцену жизни Толстому с его безбожием? И явился, аллегорически говоря, козлом, который повёл стада баранов к гибели. А уж потом вопли Горького, сопли Чехова, оккультность Блока. Удивительно ли, что до окаянных дней солнца мертвых стало совсем близко.
- Это тоже, что ли, в музей мысли?
- Можно и в запасники. А вот эту сразу в экспозицию. Мысль о мысли.
- Мысль о мысли? Плоско. Теряешь форму.
- Не тут-то было. Записывай.
- Еще и записывать? Много хочешь. Тебя слушают и хватит тебе. Записывать за ним!
- Пиши: "Когда я был вундеркиндом…".
- Это у тебя быстро и навсегда прошло.
- Добиваешься, чтоб я забыл мысль? Так вот - страсть состоит из страсти. Так?
- А масло состоит из масла.
- Не сбивай. Но страсть начинается с мысли. То есть? То есть проведи опыт, отдели страсть от мысли. Пьянка - страсть? Отдели пьянку от мысли.
- Ну, отделю. И буду пьянствовать бессмысленно.
- Люди! Я не восклицаю, я удивляюсь, что не могу прорваться со своими мыслями о сравнении банкиров. Банкиры - все жулики, иначе они не банкиры, так?
- Ну?
- Они лезут в чужие карманы. И их ловят за руку. Русский банкир честно признается: грешен. Еврей: ни за что, это не моя рука, а сам в это время лезет другой рукой в другие карманы.
Читать дальше
