Единственным хорошим руководителем на начало войны В. Денисовым выставлен Берия, ведь пограничники, подчинявшиеся его ведомству, действительно стояли насмерть. Но дело ведь не в ведомственной принадлежности тех или иных войск, а в их постоянной боеготовности. Пограничникам, по роду их службы, постоянно надлежит быть в полной боевой готовности. Жуков, находясь всего полгода перед войной на посту начальника Генштаба, делал всё для повышения боеготовности войск. Вот программа по усилению боеготовности западных округов, которую разработал Жуков:
1. Укомплектование дивизий западного направления до полного штата.
2. Приведение ПВО в повышенную готовность и укомплектование её до штатов военного времени.
3. Выдвижение трёх-четырёх армий из центра на запад для прикрытия трёх западных округов.
4. Провести отмобилизование части приписного состава.
Жуков уговаривал маршала Тимошенко идти с этой программой к Сталину. Тот не сразу, но согласился. Они вместе выступили на Политбюро.
Сталин выслушал их. Сказал: "Вы, я вижу, заодно". Потом, повысив голос, добавил: "Куда вы нас зовёте? К войне?" - И набросился с ругательствами на Тимошенко. Затем приказал: "Выйдите оба!" После их ухода произнёс: "Это всё Тимошенко делает". - Раскурил трубку и добавил: "Надо бы расстрелять его". Берия хотел подняться, чтобы дать команду на задержание, но Сталин его остановил (по книге: Сульянов А. К. "Маршал Жуков. Слава, забвение, бессмертие").
Приведённая сцена показывает, в какой тяжёлой обстановке трудились Жуков и Тимошенко, о которых с таким презрением отзывается в своей статье В. Денисов вслед за Резуном и Буничем. Позиция этих авторов была уже сокрушительно раскритикована в книге Сульянова о маршале Жукове, других материалах патриотических авторов.
В конце своей статьи В. Денисов заявляет: "Давно пора перестать валить вину за трагические события 1941 года на одного Сталина". По-моему, никто уже не валит. Появилась другая мода: валить вину за трагедию 1941-1942 годов на великого русского патриота, талантливого полководца Георгия Константиновича Жукова, которого Сталин, кстати говоря, всегда бросал на самые опасные и важные участки фронта. Исправлять положение, спасать ситуацию, добиваться победы. И Георгий Константинович никогда не подводил его.
Заканчивая разговор, хочу сказать, что Сталин научился считаться с мнением своего заместителя по работе в Государственном комитете обороны лишь к концу 1942 года. В 1943 году во время Курской битвы их отношения были спокойными и уравновешенными. Одобряя общий политический курс Иосифа Виссарионовича Сталина по подъёму экономики страны, по подготовке её к войне с Германией, не следует, на мой взгляд, закрывать глаза на отрицательные стороны характера этого великого человека и руководителя. Во всяком случае, он мог бы больше доверять Г. К. Жукову, полководцу, владевшему стратегическим мышлением.
Е. Н. Березин,
участник Курской битвы, г. Челябинск
Зима 1942 года была тяжёлой. Война в самом разгаре. Немцы, отброшенные от Москвы, отходили на юг и с особой яростью свирепствовали на покидаемой ими территории: сжигали дома, стога с сеном и соломой, скирды с ещё не обмолоченным хлебом. Горела земля. От нашей деревни фронт был уже недалеко. Слышалось, как грохотали тяжёлые орудия, а по ночам всё небо горело багровым заревом. Война наступала, и с каждым днём фронт продвигался всё дальше вглубь страны. Прошли через нашу деревню отступающие войска Красной Армии. Стало непривычно тихо, тревожно и страшно. Казалось - ещё немного, и немцы войдут в нашу деревню - такую мирную и чистенькую, занесённую до самых труб бесконечно идущим снегом.
В такое неспокойное время угораздило нас поехать на престольный праздник в деревню Лосмино. Это даже не деревня, а скорее хутор. Всего-то 5 дворов. Люди здесь живут добротно, зажиточно, своим миром. Дома у всех крепкие, амбары, сады, пасеки, а вокруг хутора бесконечные колхозные поля. Пшеница, рожь, гречиха, просо - бери от земли всего, сколько захочешь. Несмотря на войну, было людям и что на стол поставить, и чем скотину и птицу накормить.
Погуляли, стали готовиться к отъезду. Дедушка, добрейшей души человек, давал мне, четырнадцатилетней девчонке, как самой старшей из отъезжающих, последние напутствия:
"Ты лошадь-то особо не торопи, она старая, сама возьмёт нужный шаг… Но вожжи из рук всё ж не выпускай, если что - гони во всю прыть!" - Я слушала его, а сама думала: "О чём беспокоится дедушка, что может случиться?"
Читать дальше
