и когда заявлял, что "не следует бить поклоны в сторону перестройки по каждому поводу, излишний словесный энтузиазм, не подкреплённый очевидным делом, как показала многолетняя история, далеко не всегда свидетельствует, говоря аккуратно, в пользу искренности намерений"; "и когда углублялся в прошлое, делая это по двум причинам: во-первых, исходя из того, что "прошлое освещает дорогу в будущее", во-вторых, следуя своему убеждению, что "тот, кто сегодня покидает литературу и уходит в историю, по сути дела уходит на передовую".
При этом Ланщиков, замечу, никогда не ориентировался ни на "правых", ни на "левых", ни на западников, ни на славянофилов, ни на диссидентов, ни на "литпартийцев", ни на консерваторов, ни на новаторов, ни на дураков, ни на умных. Анатолий Петрович предпочитал, прочитав или выслушав любого, подумать, обмыслить и лишь затем сказать чётко и ясно: "Мы должны ориентироваться на собственную историю и извлекать из неё уроки, ибо кто контролирует прошлое, тот реально держит власть в настоящем и имеет все предпосылки сохранить её в будущем".
В мире, где царило обилие идеологических ярлыков, обвинений и фальшиво-патетических ссылок на бессмертное наследие известных партийных классиков, где "своим" прощалось всё, "чужим" — ничего, беспартийный Анатолий Ланщиков умудрялся оставаться самим собой и отстаивать свои убеждения. Он последовательно воплощал, как заметил один из его товарищей, "устремленность к осмыслению современной литературы и жизни в свете многовековой истории, притом не в духе эффектных экскурсов в прошлое, а на основе серьёзного его изучения и понимания".
По сути, у него не было единомышленников. Главным образом потому, что он не признавал нравственных компромиссов. Тогда как некоторые его "единомышленники" в тех или иных ситуациях считали возможным прогнуться и даже наизнанку вывернуться перед властью, дабы, войдя в неё, считалось потом сделать что-то хорошее. Только у "кормушки" они начинали чувствовать себя так хорошо, что лучшего, оказывалось, им и не надо.
Он в чём-то сходился, но всегда в чём-то расходился даже с теми, с кем шёл в одном направлении. Даже с ними он вечно умудрялся идти "не в ногу". Вот только и друзья, и враги произносили его имя всегда с чувством: одни с уважением, другие с ненавистью, но в любом случае безразличия не было.
Здесь следует добавить…
Ланщиков не был пророком-просветителем, как Вадим Кожинов. Он не был пунктуально-вездесущим мастером парадоксов, как Лев Аннинский.
Не был литературоведом среди критиков и критиком среди литературоведов, как Игорь Золотусский.
Не обладал талантом с улыбкой на интеллигентном лице прятать фигу в кармане, как Владимир Лакшин.
Он любил литературу, а не себя в литературе, как Михаил Лобанов.
Анатолий Петрович никогда не самоутверждался, как многие из его коллег, зато помогал утверждаться и самоутверждаться другим.
В его письме не было блеска профессионального литературного критика, способного легко и просто писать по принципу "сегодня в газете, завтра в куплете" или "чего изволите?".
А ещё он не был, как это распространено среди литераторов, амбициозен. Это качество не наблюдалось у Ланщикова ни в 1967 году, когда он однажды не сдержался, публично выразив свою обиду за своё поколение: "Мы вот тоже уже приближаемся к 40-летнему рубежу, а нас по-прежнему продолжают величать "молодыми"; ни в середине 1980-х годов, когда заговорили, что Ланщиков превратился в лагере "консерваторов" чуть ли не в культовую фигуру.
Не был… не был… Другое важно — он был. И им двигал… Короче, он был из тех людей, кто наделён чертой, деликатно называемой азартом. Он всегда был благородным возмутителем спокойствия. Энергичным, упрямым, дерзким и своевольным.
Издательство заказывало ему книгу о Чернышевском — он соглашался и… влезал в крестьянский вопрос в России.
Власть и элита, ещё не отойдя от перестройки, затевали новую революцию (или контрреволюцию, кому как больше нравится), а Ланщиков углублялся, как он считал, в самое насущное — национальный вопрос в России.
Самая читающая страна расхватывала "на ура" повести Дарьи Донцовой и Юрия Полякова, а для Ланщикова в это время приоритетом становился разбор фальсификаций о Второй мировой войне.
Следуя пушкинскому "в образовании быть с веком наравне", критик Лан-щиков постоянно искал ответы на такие вечные и всегда современные вопросы: "Кто виноват?", "Что делать?" и "Будет ли существовать Россия?" Он так жил!
Читать дальше
