Гленн Йеффет - Прими красную таблетку - Наука, философия и религия в «Матрице»

Нам следовало бы выучить урок, полученный в результате создания первой атомной бомбы и последовавшей за этим гонки вооружений. Мы не очень-то хорошо усвоили его, и его сходство с нашей теперешней ситуацией вызывает беспокойство.

Разработкой первой атомной бомбой руководил выдающийся физик Дж. Роберт Оппенгеймер. Естественно, Оппенгеймера не интересовала политика, однако он начал болезненно осознавать, по его мнению, серьезную угрозу западной цивилизации со стороны Третьего рейха, угрозу действительно нешуточную из-за возможности попадания ядерного оружия в руки Гитлера. Побуждаемый этим опасением, Оппенгеймер приехал в Лос-Аламос, отдав в распоряжение союзников весь свой мощный интеллект, страсть к физике и харизматические качества руководителя. Он возглавил осуществленную в кратчайший срок программу исследований, в которой приняли участие величайшие умы современности, и добился быстрого создания бомбы.

Поражает то, насколько естественно продолжились эти исследования после того, как первоначальный их стимул исчез. Вскоре после победы в Европе у Оппенгеимера состоялась встреча с несколькими физиками, полагавшими, что, возможно, эти исследования следует прекратить, но Оппенгеймер доказал необходимость их продолжения. Его доводы могут показаться несколько странными: разработки по созданию ядерной бомбы нужно продолжать не из-за опасности крупных военных потерь при высадке в Японии, а потому, что Организации Объединенных Наций, которая в то время создавалась, следует учитывать возможности атомного оружия. Более вероятный аргумент в пользу продолжения проекта представлял накопленный к тому моменту движущий импульс исследований: первое атомное испытание, «Тринити», вот-вот должно было состояться.

Известно, что первое атомное испытание физики продолжали готовить, несмотря на существование множества потенциальных опасностей. Изначально их беспокоило то, что результатом атомного взрыва могло стать воспламенение атмосферы. Это показывали расчеты Эдварда Теллера. Новые, исправленные, вычисления свели риск уничтожения мира к вероятности три из миллиона. (По словам Теллера, позже он смог вообще отбросить вероятность поджога атмосферы.) Оппенгеймер очень волновался за результаты «Тринити» и поэтому договорился насчет возможной эвакуации населения юго-западной части штата Нью-Мексико. И, разумеется, существовала несомненная опасность развязывания гонки ядерных вооружений.

Не прошло и месяца после первого успешно завершившегося испытания, как две атомные бомбы камня на камне не оставили от Хиросимы и Нагасаки. Некоторые ученые предполагали, что бомба предназначалась просто для демонстрации силы, а не для бомбардировки японских городов, указывая на то, что этот шаг мог бы существенно повысить шансы установления контроля над вооружениями после войны. Однако это ни к чему не привело. Трагедия Пёрл-Харбора была все еще свежа в памяти американцев, и поэтому президенту Трумэну было бы чрезвычайно трудно приказать провести всего лишь демонстрацию нового оружия, а не использовать его так, как это было сделано: желание быстро покончить с войной и спасти жизни людей, которые могли бы погибнуть при любом варианте войны с Японией, оказалось сильнее. Однако не исключено, что на самом деле все было гораздо проще. Как впоследствии признался физик Фримен Дайсон: «Причина того, что она была сброшена, заключалась на самом деле в том, что ни у кого недостало ни мужества, ни дальновидности для того, чтобы сказать "нет"».

Важна понять, насколько были шокированы физики последствиями бомбардировки Хиросимы 6 августа 1945 года. По их собственным словам, они переживали самые разные эмоции: сначала они ощутили удовлетворение от того, что бомба сработала; потом их охватил ужас при мысли о том, что все люди на месте взрыва погибли; затем у них появилась уверенность в том, что ни в коем случае нельзя сбрасывать вторую бомбу. Но вторая бомба все же была сброшена — на Нагасаки, всего лишь спустя три дня после бомбардировки Хиросимы.

В ноябре 1945 года, когда прошло три месяца после ядерной бомбардировки двух японских городов, Оппенгеймер по-прежнему занимал твердую научную позицию, утверждая следующее: «Невозможно быть ученым, если вы не будете считать, что знание о Вселенной и могущество, которое это знание дает, — это нечто, обладающее существенной ценностью для человечества, и что вы будете всячески распространять это знание и готовы нести ответственность за последствия».