Леон Малин - Тюрьма «Кресты». 24 апреля 1999 – 6 апреля 2000 [СИ]

— Сядь пока здесь, — сказал кто-то.

Я сел на пуфик у двери. Камера поразила меня своим светом и спокойствием. За эти дни я отвык от дневного света. А тут, в довольно большое окно, лились прямые лучи солнца. Оно было еще высоко, хотя дело шло уже к вечеру. На кроватях (с матрасами, бельем и одеялами!) спали безмятежные люди. А где же насильники, бандиты и убийцы? Неужели, это они? Сколько я просидел на тюфяке, я уже не помню. Тишина и ласковое солнце действовали успокаивающе. Возможно, я даже задремал.

На меня обратил внимание худощавый паренек с нижней шконки. Он критически меня осмотрел и толкнул спящего выше крепкого парня.

— Вован, осмотри его.

Вован спрыгнул на пол, шагнул ко мне.

— Раздевайся.

Я снял куртку, рубашку. Парень осмотрел одежду, меня.

— Все чисто.

— У нас есть что-нибудь ему одеть?

— Да, могу дать свой старый спортивный костюм.

Худенький обратился ко мне: — Снимай свое барахло, вещи покидай вон в тот мешок, для стирки. А Вован даст тебе свой костюм.

Я переоделся в чистую одежду.

— Присаживайся на шконарь. Как тебя звать? За что арестован?

— Статья 163, вымогательство.

— Чем занимался на воле?

— У меня небольшой бизнес, торговля. Я директор.

— Директор? Ну, погоняло тебе и будет «Директор».

— А кто у вас главный? Ну, здесь, в камере?

— Главный? — худощавый рассмеялся. — Главных у нас нет, все равны.

Позже я узнал, что главным был именно он. Назывался он не «главный», а «старший». Ведь только «старший» хаты может занимать нижнюю шконку. И никто кроме него не может на нее даже присесть.

Камера 218, как и подавляющее большинство других в Крестах, имела площадь около 8 квадратных метров. При «плохом» царе тюрьма была построена для одноместного содержания узников. А теперь, при «хорошем» режиме?

Многие представляют, что такое восьмиметровая кухня, кто-то в таких квартирах и живет. Так вот, вообразите себе, что в вашу (8-и метровую) кухню набилось 12–13 человек, а именно столько сидело со мной в Крестах. И они здесь, на этой кухне, будут не только есть. Но и спать, справлять нужду и делать все остальное, словом, жить. Представляете? А я это прочувствовал на собственной шкуре. Шесть шконок, в три яруса, унитаз, вот, пожалуй, и все.

В камере «Два один восемь» я прожил год. Выходя из нее изредка и ненадолго на прогулку, в баню, к адвокату и на свидания. Двух одинаковых камер в Крестах нет, все они отличаются друг от друга, потому что люди сидят в них разные. Мне повезло, я вернулся оттуда живым и почти не потерявшим здоровье. А ведь сколько было смертей в Крестах. «Аномально» жарким летом 1999 года каждую ночь из нашего, второго корпуса, выносили покойников. Спасибо тебе, «Два один восемь», за милость. Спасибо за науку. Спасибо за все.

Если с набережной смотреть на тюрьму, то четвертое слева окно (считая с самого края) на 4-м этаже и является окном моей «хаты». Бесчисленное множество раз, лежа на своей шконке второго яруса, в «пенале», я смотрел на Неву, на прогулочные теплоходы, на огни зданий набережной напротив. И из окна камеры я, как и в ИВС, видел серое приземистое здание Большого Дома. Иногда я ловил себя на мысли, что моя мечта «исполнилась». Иметь вид из окна на водную гладь, на Неву, как в прошлом имел это царь из Зимнего дворца, может позволить себе только очень богатый человек. И вот теперь такой возможности удосужился и я.

Очень скоро я познакомился с тюремным бытом. 12–13 человек в камере. Коек, шконок, только 6. Поэтому «коллектив» разбит на 2 смены, дневную и ночную. Но смены не равнозначные. В дневную людей меньше, их не более пяти. Сюда входит старший камеры, еще несколько достойных людей и повар. Все остальные — в смену ночную. Смена смен происходит тогда, когда захочет лечь смена дневная и, соответственно, встать. А ложится дневная смена, когда наиграется в карты, насмотрится телевизор или напьется водки. Всего этого лишены жители ночной смены. К этому добавлю, что с первого дня пребывания в хате я был в дневной смене.

Уборщиком в камере был здоровый накаченный парень. То ли борец, то ли боксер. Белье для всей камеры стирал ночью другой атлет, тоже, вроде бы, боксер. Я за весь год ни разу ничего не стирал, даже свои носки.

Глядя на сложившуюся среди арестованных иерархию, я невольно задавал (и задаю) себе вопрос. Почему люди, физически явно сильнее других, по сути являются слабейшими? Одним из возможных вариантов ответа может быть таков. Мальчики, парни занимаются силовыми видами спорта, чувствуя свою слабость, изначально проигрывая сверстникам. Мышцы растут, а место, уготованное природой в стаде (в стае) природой, остается неизменным. И в экстремальных ситуациях бицепсы и пресс, увы, не спасают.