Вот почему генерал Данилов упорно твердит о двух экземплярах именно манифеста! Ему очень нужно создать эту легенду о Манифесте, чтобы все, что натворили Рузский и Гучков, он и Шульгин, имело бы хоть малую видимость законности. Уже 2 марта 1917 года Данилова очень тревожила "юридическая неправильность" содеянного: "Не вызовет ли отречение в пользу Михаила Александровича впоследствии крупных осложнений ввиду того, что такой порядок не предусмотрен законом о престолонаследии?" (15, с. 183). Дальнейший сценарий гибели Трона при передаче его Наследнику Алексею Николаевичу был четко прорисован В.В.Шульгиным, еще одним преступным организатором трагедии под названием "отречение": "Если придется отрекаться и следующему, то ведь Михаил может отречься от престола… Но малолетний наследник не может отречься – его отречение недействительно. И тогда что они сделают, эти вооруженные грузовики, движущиеся по всем дорогам? Наверное, и в Царское Село летят, проклятые… И сделались у меня: "Мальчики кровавые в глазах" (15, с. 183). Вот что замышлялось революционерами, вот от чего спасал своего Сына и Трон Государь. Недаром Императрица Александра Федоровна безоговорочно приняла такое решение мужа: "Я вполне понимаю твой поступок… Я знаю, что ты не мог подписать противного тому, в чем ты клялся на своей коронации. Мы в совершенстве знаем друг друга, нам не нужно слов и, клянусь жизнью, мы увидим тебя снова на твоем Престоле, вознесенным обратно твоим народом и войсками во славу твоего Царства. Ты спас царство твоего сына и страну, и свою святую чистоту, и… ты будешь коронован Самим Богом на этой земле, в своей стране" (16, с.659).
Недаром и Керенский, и Милюков, и Родзянко были так огорошены неожиданным текстом Царской телеграммы в Ставку и постарались спрятать ее, не объявлять, не публиковать, пока не получат "отречение" от великого князя Михаила Александровича. Милюков говорил: "Не объявляйте Манифеста… Произошли серьезные изменения… Нам передали текст… Этот текст совершенно не удовлетворяет…" (15, с. 265). А вот свидетельство о том же генерала Вильчковского: "В пятом часу утра Родзянко и князь Львов вызвали к аппарату Рузского и объявили ему, что нельзя опубликовывать Манифеста об отречении в пользу великого князя Михаила Александровича, пока они это не разрешат сделать… для успокоения России царствование Михаила Александровича "абсолютно неприемлемо" (14, с. 164).
Замысел Государя верно понял Шульгин и позже объяснял это, заодно выгораживал себя и выставлял себя чуть не соратником Императора: "Если есть здесь юридическая неправильность… Если государь не может отрекаться в пользу брата… Пусть будет неправильность! Может быть, этим выиграется время… некоторое время будет править Михаил, потом, когда все угомонится, выяснится, что он не может царствовать, и престол перейдет к Алексею Николаевичу" (17, с. 474).
Итак, документ, содержащий якобы "отречение" Императора Николая Второго, намеренно составлен Государем с нарушением Законов Престолонаследия, что было очевидно для большинства участников заговора. С какой целью Государь составил этот незаконный документ, подложно названный Даниловым, Шульгиным, Гучковым и другими заговорщиками "манифестом"? Во-первых, незаконная передача власти, минуя Наследника Престола, должна была призвать Армию исполнить Присягу и восстановить Самодержавие. Во-вторых, следующий свой удар революционеры должны были обрушить не на законного Наследника Престола – Алексея Николаевича, а на Михаила Александровича, который по призыву своего брата обязан был принять бой, оттянуть время, пока накал петроградской уличной стихии не стихнет, недаром были потом признания: "нас раздавил Петроград, а не Россия" (17, с. 472). Толпа, как известно, бунтует не долго, и скоро растекается по домам, к женам, детям, к привычному труду. Но Михаил Александрович подчинился не воле Брата, а заговорщикам, которые ему угрожали. Они торопились "сломать" волю и без того неволевого Михаила, не понявшего ни в тот момент, ни потом своей жертвенной роли, предначертанной ему Царственным братом для спасения России и Самодержавия. Он испугался угроз Керенского, который, истерически заламывая руки, и было отчего паниковать Керенскому, в случае возвращения законного Царя – Керенского-Кирбиса ждала петля, кричал великому князю, каким опасностям он лично подвергнется в случае решения занять Престол: "Я не ручаюсь за жизнь вашего высочества…". В-третьих, Государь спасал не Сына, не Себя, составляя этот документ. Император спасал Свое Самодержавие и Свой Трон. Он должен был вернуться на этот Трон, возвращенный на него народом и верной присяге Армией. Допустить цареубийства Государь не мог из сострадания к своему народу, который бы весь подпал под клятву Собора 1613 года…
Читать дальше