Константин Симонов - Разные дни войны. Дневник писателя, т.2. 1942-1945 годы

– Ну, так если будет там действовать, сколько же вы мне дадите? – спросил Москаленко.

– Тогда дадим ему четыреста пятьдесят вылетов, а вам сто пятьдесят. Столько, сколько понадобится для прикрытия всего вашего района.

– Хорошо, – сказал Москаленко. – Но если он не пойдет завтра наступать, вы должны мне дать четыреста.

– Хорошо, я доложу, – сказал генерал-майор.

Было уже темно. Москаленко собрался ехать в штаб испросил меня о моих планах. Я сказал, что тоже сейчас поеду в Пщину.

– Раз так, поедемте вместе, – сказал Москаленко.

– А Гречко будет завтра наступать? – спросил я.

– Очевидно, – сказал Москаленко. – Что, хотите поехать туда?

Я сказал, что да, если завтра там будут наступать, то я поеду.

– Что ж, приедете к нам в штаб армии, узнаете у Воробьева, он вам скажет все точно. Может быть, еще ночью скажет, а в крайнем случае, завтра утром.

Москаленко пригласил меня к себе в машину, и мы поехали вместе с ним и с Епишевым. По дороге говорили на разные житейские, невоенные темы, и в этом желании оторваться на время от разговора о войне, и в самом тоне этого разговора чувствовалась накопившаяся усталость пяти дней наступления.

К начальнику штаба армии я попал около двенадцати часов ночи. Воробьев работал. Я спросил у него, будут ли завтра наступать соседи.

– Сейчас, – сказал он и, с трудом встав со стула, пошел. В последние дни у него разыгралось острое воспаление почек, он мучился, но работы не бросал.

Позвонив командующему воздушной армией генералу Жданову, Воробьев удостоверился, что соответствующие приказы в действиях авиации на завтра отданы и, следовательно, соседи будут наступать.

После этого я, с разрешения Воробьева, дозвонился от него члену Военного совета 1-й гвардейской армии генералу Исаеву и договорился, что еще с ночи приеду туда, где он сейчас находится.

Добрался я до него к половине третьего ночи. Исаев уже лег спать, назначив подъем на четыре утра, а мне в одной из двух комнат занимаемого им маленького домика была заботливо приготовлена койка. Я стащил сапоги и не раздеваясь, с наслаждением растянулся на ней.

Но едва заснул, как услышал разговор по телефону.

– Слушаю, – громким, но сонным голосом говорил Исаев. – Да, так точно, товарищ генерал-полковник. Так точно, в четыре. Есть. Хорошо.

Судя по этому звонку среди ночи, я понял, что Исаеву не давал спать Мехлис. Исаев ворочался за стенкой, и я тоже минут пятнадцать не мог заснуть. Заснул в три часа. Спать оставалось час…

Записная книжка за 29 марта 1945 года.

…Исаев разбудил меня ровно в четыре. К пяти ему нужно было попасть на перекресток дорог, где он должен был ждать Мехлиса и уже с ним ехать дальше, на наблюдательный пункт.

Наступление отменено не было. Артподготовка назначалась на девять утра.

В пять часов десять минут мы стояли на перекрестке, где та дорога, по которой мы проехали, сходилась с другой, знакомой мне. Она была проложена по железнодорожной насыпи, и мы когда-то ехали по ней вместе с Петровым.

Мехлиса прождали минут сорок. Наконец он подъехал. Поздоровался с Исаевым, потом со мной.

– Здравствуйте, – любезно сказал он мне. – Даже в темноте вас узнал. У меня есть место, могу вас посадить к себе.

Я ответил, что у меня уже есть место в «виллисе» у Исаева. Но Мехлис все-таки предложил мне пересесть к нему и для этого пересадил одного из своих автоматчиков на шедший вслед за ним «виллис».

Мы влезли в закрытую машину, которая вначале показалась мне переоборудованным «доджем», и я высказал эту догадку.

– Это не «додж», – сказал Мехлис. – Это ГАЗ-63, две пары ведущих, а мотор с Т-70.

– А кузов? – спросил я.

– Кузов с обыкновенной «эмки». Я давно езжу на этой машине.

И я вспомнил, что видел раньше если не эту самую, то очень похожую на эту машину. Мехлис приезжал на ней на Керченский полуостров, и я видел ее там. Вспомнив все связанное с Керчью, я, однако, промолчал, не стал говорить, что видел его машину раньше. Какое-то время мы ехали молча. Потом Мехлис повернулся и спросил:

– Вы знаете, что у нас новый командующий фронтом?

– Знаю, – сказал я.

– Вы были у Ивана Ефимовича?

– Был, – сказал я. – Позавчера ездил к нему прощаться.

– Что он вам говорил? Ну, откровенно.

– Ничего он мне не говорил, – сказал я. – Говорил о ходе операции и на всякие отвлеченные темы. А на основную тему, о которой вы спрашиваете, ничего не говорил. А я, само собой разумеется, не спрашивал.

– Н-да, – протянул Мехлис после долгого молчания.