Армен Гаспарян - Операция Трест. Советская разведка против русской эимиграции. 1921-1937 гг.

Но Зернову до этого дела не было. И он, словно заправский прокурор, вынес вердикт: «Теперь, через 48 лет, можно ли ответить на вопрос: кто был предатель ? Кого встретил Кутепов около 11 часов утра 26 января 1930 года на углу улицы Севр и бульвара Инвалидов ? Мы знаем только одно, что Штейфон в это же время был там, совсем близко, в двух шагах; не он ли провел Кутепова по бульвару Инвалидов до улицы Удино?

Через несколько дней Штейфон позвонил моей сестре по телефону и сообщил, что возвращается в Югославию. Встреча с Рахманиновым отменена. Его отъезд показался нам странным. Мы обратились к генералу Шатилову, одному из главных деятелей Русского общевоинского союза. Он заверил нас, что генерал Штейфон никогда в Россию не ездил. Мы обратились к Бурцеву, ведшему от себя расследование по делу Кутепова. Он заявил нам, что, по его данным, Штейфон является одним из участников похищения».

Давайте разбираться. Тут должно быть что-то одно: или генерал Штейфон провел большую часть этого рокового утра и дня у жены Александра Павловича, или же, встретив генерала Кутепова на углу улицы Севр, по бульвару Инвалидов провел его до улицы Удино, где его и похитили. Одновременно это делать не под силу никому.

То, что Штейфон был в то утро в доме у Кутепова, подтверждал денщик генерала Федор, соответственно, заталкивать Александра Павловича в машину Борис Александрович не мог.

Работая над этой книгой, специально перечитал воспоминания свыше ста человек, лично знавших Штейфона или служивших с ним. И ни у кого, повторяю, ни у кого не встретил даже косвенных подтверждений этой невероятной версии. А ведь у генерала были недоброжелатели, и немало! Да что там говорить, если и сам Зернов в конце своей разоблачительной статьи признался: «Во всех сообщениях о похищении Кутепова имя Штейфона не упоминается». На этом можно и поставить точку, если бы не одно но. Спустя три года в Париже вышла книга «Генерал умрет в полночь» о похищениях Кутепова и Миллера. Автор — дочь генерала Деникина Мария Антоновна. Ее исследование до сих пор пользуется огромной популярностью не только во Франции, ной в современной России. В своей книге «ОГПУ против РОВС» я позволил себе раскритиковать Деникину-Грей за многочисленные ошибки. За что и был отдельно бит многочисленными оппонентами. Дескать, Деникина жила в то время, общалась с очевидцами событий, и ее выводам вполне можно доверять. И вот совсем недавно я получил письмо от председателя объединения лейб-гвардии Казачьего Е.В. полка Владимира Николаевича Грекова: «Неудачный труд Марины Грей-Деникиной очень сильно поддерживает обвинения против генерала Штейфона и страстно поносит генерала Шатилова». Но опять же без доказательств. Все на уровне «одна гражданка видела»...

Правоту моих доводов подтвердил и известный специалист по Белому движению, кандидат исторических наук Василий Жано-вич Цветков. В письме он отмечал: «Вероятность того, что генерал Штейфон был причастен к советской разведке равна, по всем имеющимся о нем сведениям, 0,0 %. Почему же возникла «легенда» ? 1. Пресловутые конспирологически-параноидальные теории, коих, увы, не чужда была часть эмиграции, особенно в 1940— 1970-е гг. Плоды их наши искатели «жидомасонского» следа обсуждают до сих пор. Раз Штейфон из семьи крещеных евреев — значит, как говорится, «все ясно». 2. Нескрываемые монархические симпатии Штейфона, неоднократно высказываемые, очень тесное сотрудничество с графом Келлером (на период пребывания графа в Харькове), сведения о причастности к тайной (она действительно была, это вряд ли «догадка» покойного Бортневского) монархической группе в Добровольческой армии (в нее входили помимо него Кутепов и Витковский), имевшей выходы на кисловодские центры правых (Союз РНО Безака, Нечволодова и Батюшина и др.). Деникин и Романовский знали о ней и особых симпатий не испытывали (к тому же контрразведка в своих донесениях не скупилась на преувеличения их влияния в армии). Для Штейфона Деникин — классический либерал со всеми достоинствами, но и с не меньшими недостатками. Отсюда, очевидно, негативное отношение дочери Деникина к Штейфону. Плюс к тому определенное германофильство, что в Добровольческой армии не «приветствовалось». 3. Штейфон, насколько известно его поведение и оценки, всегда был «одиночкой». Он никому не доверял на 100%, всегда продумывал несколько вариантов того или иного своего решения. Поэтому со стороны мог казаться «недостаточно искренним». «Водки не пил», «матом не ругался», поэтому и был «не свой». Очень хорошая подготовка в Генштабе, опыт разведки и контрразведки (еще по Кавказскому фронту в штабе Юденича) — «слишком умный». Прекрасное знакомство с организацией подполья (Харьковский центр под его руководством пережил и большевиков, и гетмана, и Петлюру). Но в Ледяном походе не участвовал — значит, тоже вроде как не принадлежит к «элите». Даже строевая должность командира Белозерского полка многими воспринималась как стремление к «самоутверждению». Но при всем при этом в своих воспоминаниях предельно корректен и сдержан. Никогда не выносит категорических вердиктов (даже в отношении, например, Май-Маевского, на котором только ленивый «не оттоптался» в качестве примера, «почему белые проиграли» [причем и левые, и правые]). Интригами не занимался, а предпочитал «держаться в стороне». Но при всем при этом категорическое неприятие большевизма, ни малейшего даже намека на «сменовеховство» и «возвращенство». Категорическая неприязнь, например, «успехов социализма в годы первых пятилеток». А, следуя классической теории «вербовки» (см., например, С.С. Турло, И. П. Залдат «Шпионаж»), агентов нужно искать среди сомневающихся и колеблющихся. После Болгарии от активной работы в РОВСе он отошел, жил в СХС, в Париж приезжал крайне редко , кутеповские надежды на «сотрудничество с Тухачевским» откровенно не поддерживал и неоднократно указывал Кутепову на его элементарную безграмотность в разведке и конспирации. При всем при этом его отношение к Кутепову — очень почтительное...»