Армен Гаспарян - Операция Трест. Советская разведка против русской эимиграции. 1921-1937 гг.

Так или иначе именно в этой ситуации родилась идея получить политическую консультацию у известных, находящихся за грани цей русских политических деятелей. Речь шла о таких деятелях, как Чернов, Савинков и Керенский. В результате обсуждения при-знана наиболее желательной фигура Савинкова. Но руководители «ЛД», если решат вступить с ним в консультативные переговоры, считают своим долгом откровенно сказать, в чем были сомнения и в отношении фигуры Б. В. Савинкова. Вся его прежняя деятельность — имеется в виду его борьба против царизма как террориста и как участника Боевой организации эсеров — вызывает у руководства «ЛД» уважение, но оно же считает необходимым прямо сказать, что у него никогда не будет пользоваться одобрением то, что делал Б. В. Савинков с момента падения русской революции в октябре 1917года, имея в виду и его попытки организовать военное подавление революции, и вызванное им бессмысленное кровопролитие в Ярославле, Муроме и других местах России, и, конечно, организацию им поддержки из-за границы монархической белой армии, и вообще его ставку на иностранную интервенцию.

И все же руководство «ЛД» считает Б. В. Савинкова сейчас единственным политическим деятелем, к которому оно может обратиться за советом, честно предупредив его о плюсовом и минусовом отношении членов ЦК«ЛД» к его деятельности, начиная с того, что руководство «ЛД» решение об этом обращении за советом к Б. В. Савинкову принимает пятью голосами против трех».

Теперь, согласно плану чекистов, в Париж на встречу с Савинковым должен ехать лично Федоров (Мухин). Безусловно, он волновался, понимая, какой опытный и опасный соперник ему противостоит. Но он не знал тогда самого главного — Савинков все еще не очень-то верил в существование «Либеральных демократов», подозревая в этом провокацию Лубянки. Он решил уст-

роить Федорову настоящую проверку. К нему в гостиницу пришел сам полковник Сергей Павловский, один из ближайших помощников Савинкова. Человек отчаянной храбрости, лихой кавалерист, способный с одного удара шашкой разрубить человека пополам, он любил повторять, что нет такой тюрьмы, из которой нельзя было бы убежать. И это не было пустой бравадой. В его жизни были и тюрьмы, и побеги. Сам он на одном из допросов на Лубянке впоследствии расскажет о себе: «Примерно в августе-сентябре 1917 года я служил во втором Павлоградском полку на должности старшего офицера эскадрона. В это время началось разложение царской армии и появилось выборное начало в армии. Так как я был противником выборного начала, я решил уйти из армии и приехал в Новгород, где жили мои родные. С началом Белого движения я, как сторонник такового, решил переехать во вновь формировавшуюся Северо-Западную армию и прибыл в Псков в октябре 1918 года. Явившись в штаб, я записался в армию и был назначен военным приставом Пскова, где, пробыв несколько дней и будучи в принципе несогласным с этой должностью, я попросил своего перевода в строевую часть и был назначен рядовым в одну из рот. Когда армия стала отступать от Пскова, я вышел из армии и находился в Риге. Из Риги я бежал к эстонцам, где просидел в тюрьме три с половиной месяца, будучи обвиненным в коммунизме. Мотивировали они это обвинение в силу того обстоятельства, что я находился в Риге в период пребывания там советской власти. По освобождении из тюрьмы я прибыл в штаб генерала Род-зянко, откуда был назначен в отряд подполковника Балаховича. С этим отрядом я находился вплоть до занятия им Пскова, сперва в качестве рядового, а затем я был назначен начальником сводного отряда, состоявшего из кавалерии и пехоты. Пробыв в Пскове примерно около четырех дней, я был назначен представителем Северо-Западной армии в Ковно, где я пробыл около двух месяцев. Когда я вернулся в Псков по вызову генерала Юденича, в это время начались трения между генералами Юденичем и Балаховичем на почве желания каждого из них взять верховную власть в свои руки. Во время этих трений я снова попал в тюрьму по распоряжению генерала Юденича как сторонник Балаховича. В тюрьме я пробыл около трех месяцев и затем бежал из тюрьмы в Эстонию.

Прибыв в Юрьев зимой 1919 года, я попал в отряд Балаховича и с этим отрядом в должности командира батальона пробыл вплоть до ликвидации этой армии. Как раз в это время по распоряжению Балаховича должен был быть арестован Юденич. Арестовывать его поехали генерал Балахович, ротмистр Галкин, капитан Смирнов, я и еще несколько человек. Прибыли мы в Ревель. Через день по прибытии нашем в Ревель я и поручик Савельев были арестованы эстонцами, узнавшими цель нашего приезда, а генерал Юденич был арестован Балаховичем и довезен до местечка Тайс, куда прибыла английская военная миссия, освободившая Юденича, а Балахович вместе с остальными офицерами бежал в свой отряд в Мариенбург, откуда он эвакуировался в Польшу; я же вместе с поручиком Савельевым был заключен в лагерь Алек. Пробыв в лагере семь с половиной месяцев, я бежал вместе с капитаном Савельевым и восемью коммунистами, сидевшими в лагере: я — в сторону Ревеля, а они — в советскую миссию.