Джереми Кларксон - Мир по Кларксону

Западные немцы платят семь процентов на восстановление инфраструктуры восточной части Германии. Канцлер Коль обещал, что это продлится три года, но уже прошло двенадцать, а конца-края не видать. В недавнем докладе спикера германского парламента восточные регионы описаны в апокалиптических красках. Мы думали, что наши проблемы с миграцией людей с севера на юго-восток – это ужас-ужас. Но это просто цветочки. В Германии дело усугубляется падением рождаемости. До объединения в восточной части ежегодно рождалось 220 000 человек, в прошлом году – 79 000.

Они закачивают миллиарды в бывшую ГДР, так что здесь все или совсем новое, или только что отремонтированное. Здесь отличные дороги л мобильные телефоны работают на каждом углу. Унитазы мощные, как Ниагара. Увы, все это напоминает новый костюм для покойника.

И это снова нас возвращает в Зондерхаузен в жаркий воскресный вечер, когда мне надо срочно найти бар, где будут показывать финал Grand Prix.

Ориентируясь исключительно по солнцу, я все-таки нашел бар, но в спешке не заметил, что он находится в самой отвратительной части города, да и мира, пожалуй, тоже. Это был апофеоз коммунистического строительства – безликие коробки десятиэтажек, символ отчаяния и одиночества. И посреди этого ужаса стоял бар Osterthal Gastshalle.

Я бывал в забегаловках Флинта в Мичигане и Калгурли в Западной Австралии. Меня не смутить грязными окнами и стульями, которыми пользуются как ударным инструментом. Но Osterthal – это нечто. Помещение подсвечивалось лишь рекламой пивоварни над баром и игровым автоматом в углу. Но я успел разглядеть, что в баре восемь человек, причем все без зубов.

Все нормально, сказал я себе. Я сам из шахтерского города. И это шахтерский город. В шахтерских городах не стоит заказывать бокал холодного шабли. Я заказал пиво и откинулся на спинку стула, чтобы смотреть гонку.

Не тут-то было. Через некоторое время беззубое чудо подошло ко мне и сделало международный жест дружбы – угостило сигаретой. Вот только это была не простая сигарета. Она называлась Cabinet и курить ее было равносильно вдыханию жидкого пламени. «Нравится?» – спросил он и запустил пятерню в мою пачку Marlboro.

Затем все стало гораздо серьезнее. Не могу ли я объяснить ребятам, что происходит на экране. Вопреки байкам о знаменитой системе образования ГДР он не умел читать. Но он говорил по-английски, правда, в пределах словаря старых песен Doors.

Вы пробовали когда-нибудь комментировать автогонки, используя только слова из песен Джима Моррисона? То-то и оно.

«Хайнц-Харальд Френтцен. Это конец. Ты больше никогда не посмотришь ему в глаза».

На пятидесятом кругу я уже сильно притомился, а они выпили по 150 литров пива на человека и были готовы к хорошей драке.

Обычно они разбивают игровой автомат о головы друг друга. Но тут была цель получше. Я. Западный гад, живое воплощение бездушной капиталистической машины, которая пришла в их город, купила их шахту и, выкачав все до дна, закрыла ее, лишив их работы, бесплатных детских садов и друзей. Зато им починили канализацию. Выбор небогат: или мне проломят башку игровым автоматом, или мне удастся досмотреть Grand Prix.

Эти люди больше всего на свете хотели, чтобы Берлинская стена вернулась на место.

А я больше всего на свете хотел досмотреть Grand Prix.

Обычно я не ввязываюсь в разговоры о Евросоюзе. Но когда вы в Брюсселе, столице Бельгии и собственно Евросоюза, избегать таких разговоров становится все труднее.

Намедни сели мы в кафе с милой ирландской девушкой, начитанной умницей, которая здесь живет уже четыре года. Мы четыре секунды обсуждали прелести Брюгге, двенадцать – прелести Жан-Клода Ван Дамма, но дальше я не сдержался.

Что хорошего я видел от этого Евросоюза? Вчера вечером я въехал в отель President одновременно с двумя автобусами туристов, которые не могли ни прочесть, ни заполнить регистрационные карты. Какого черта меня пускают в Бельгию без паспорта, а в отель без паспорта не селят? Всего лишь каких-то два часа – и мне выдали ключи от моего номера, который оказался двухместной доменной печью. Отель этот, видно, сделан исключительно для туристов из Америки, для которых в комнате должно быть или так жарко, что мозги варятся вкрутую, или так холодно, что по стенам течет жидкий азот. В час ночи сунул подушку в мини-бар, чтобы хоть как-то охладить, но тут за стенкой стали играть в сквош. И играли где-то час.