Лев Троцкий - Наша первая революция. Часть I

Далее, равенство избирательных прав само по себе ровно ничего не говорит о тайном голосовании. А между тем эта техническая сторона дела имеет громадное значение для всех зависимых, подначальных, экономически угнетенных слоев народа. И особенно в России с ее вековыми навыками произвола и рабства. При наших варварских традициях система открытого голосования может надолго свести к нулю значение всеобщего избирательного права!

Мы сказали, что из пункта 7 логически вытекает лишь равное избирательное право для мужчин. Но земцы поторопились показать, что, наперекор указаниям государственной науки г. Водовозова, они не связывают себя даже и этим обязательством. Равенство политических прав относится, конечно, не только к будущему парламенту, но и к земствам и думам. А между тем п. 9 требует лишь, «чтобы земское представительство было организовано не на сословных началах и чтобы к участию в земском и городском самоуправлении были привлечены по возможности (sic!) все наличные силы местного населения». Таким образом, равенство политических прав будет применяться только «по возможности». Определенно земцы высказываются лишь против сословного ценза, но они допускают полную «возможность» ценза имущественного. И уж во всяком случае нет никакого сомнения в том, что за чертой политического равноправия окажутся все, кто не отвечает тому или иному цензу оседлости, а этот ценз по всему характеру своему направлен против пролетариата.

Итак, вопреки заверениям «демократов» из оппортунизма и «демократов» из политического лицемерия, п. 7 не означает на деле ни всеобщего, ни прямого, ни равного, ни тайного права голоса. Другими словами, он ничего не означает. Это политический фальшфейер, который должен обмануть простаков и послужить орудием обмана в руках оппортунистических развратителей политического сознания.

Но если бы даже равенство политических прав было так богато значением, как хочет думать государственная наука г. Водовозова, оставалось бы еще спросить: вкладывали ли сами земцы в эти слова то содержание, которое вкладывает «наука»? Конечно, нет. Если бы у них действительно была демократическая мысль, они бы сумели ее выразить в ясной политической форме. Недаром же, надеемся, один из секретарей земского съезда, тамбовский радикал Брюхатов, [36]комментирует в демократической «Нашей Жизни» [37]7 пункт в том смысле, что «народ получит всю полноту прав гражданских и необходимых (sic!) политических» {4} 4 «Наша Жизнь», N 2. . Кто компетентен делить политические права на необходимые и не необходимые, об этом радикальный земец и демократическая газета хранят сосредоточенное молчание…

Тот, кто действительно выдвигает демократические требования, всегда рассчитывает на массу и к ней апеллирует.

А масса не знает дедукций и софизмов государственного права. Она требует, чтобы с ней говорили ясно, чтобы вещи называли своими именами, чтобы ее интересы ограждались точно формулированными гарантиями, а не оставлялись на усмотрение услужливых истолкователей.

И мы считаем своей политической обязанностью развивать в массе недоверие к тому, ставшему второй природой нашего либерализма, эзоповскому языку, за которым укрывается не только политическая «неблагонадежность», но и политическая недобросовестность!..

Каков же будет тот государственный строй, участие в котором народа либеральная оппозиция считает нужным лишь «по возможности»? Земские резолюции не только не говорят о республике – одно лишь сопоставление земской оппозиции с требованием республики дико звучит для уха! – они не только не говорят об уничтожении или ограничении самодержавия, они не произносят в своем манифесте даже слова «конституция».

Правда, они говорят о «правильном участии народного представительства в осуществлении законодательной власти, в установлении государственной росписи доходов и расходов и в контроле за законностью действий администрации», – следовательно, они имеют в виду конституцию. Они только избегают ее имени. Стоит ли в таком случае над этим останавливаться?

Мы думаем, что стоит. Европейская либеральная пресса, которая одинаково ненавидит русскую революцию и симпатизирует русскому земскому либерализму, с восторгом останавливается пред этим полным такта умолчанием земской декларации: либералы сумели выразить, чего они хотят, избегнув в то же время слов, которые могли бы создать для Святополка невозможность принятия земских решений.