Лев Троцкий - Проблемы культуры. Культура старого мира

Г-н Белозерский говорит о гениальном художнике, воплотившем «молодое поколение» в Марке Волохове. Это непростительная клевета. Гончаров, этот аккуратный и умеренный бюрократ, до мозга костей лишенный какой бы то ни было общественной чуткости (это не противоречит факту наличности психологической чуткости: еще более резкий пример – Достоевский), унизился до пасквиля, до карикатуры, и в Марке Волохове воплотил лишь собственное глубокое непонимание живой души объекта своего изображения. А затем: кто эти другие, созданные великими художниками 60-х годов нигилисты? Надо думать, герои романов Маркевича, Клюшникова и Лескова.

См. следующую статью «Добролюбов и Свисток». Ред.

Сатирическое приложение к журналу «Современник», выпускавшееся Н. А. Добролюбовым вместе с Н. А. Некрасовым с 1858 года. Ред.

Из «лирических пьес» Добролюбова.

«Мои желанья», с подзаголовком «Дики желанья мои, и в стихах всю их дичь изложу я», «Свисток» N 7. По-видимому, запоздалые последователи Аполлона Капелькина забыли своего духовного отца?

Один из псевдонимов Добролюбова в «Свистке».

Он сам, в одном из своих частных писем, говорит о себе как о потенциальном общественном памфлетисте…

«Свисток» N 8. Ad se ipsum.

«Сочинения», изд. Ф. Павленкова.

Статья об Успенском (часть большой и до сего дня незаконченной работы) была напечатана в 1902 году в журнале «Научное Обозрение». В тот период слово марксизм и имя Маркса были строго изгнаны из легальной печати. Приходилось говорить обиняками. Читатель должен все время иметь в виду это обстоятельство. Л. Т.

«Смутой» назвал Н. К. Михайловский эпоху появления марксистов в легальной публицистике, декадентов – в поэзии.

Н. Бельтов (Г. В. Плеханов). «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю. Ответ гг. Михайловскому, Карееву и K°». СПБ. 1895.

Когда касаешься этого обстоятельства, невольно вспоминается рассказ о том, как при дворе одного из русских царей был посажен куст и для охраны этого куста поставлен часовой. Год приходил на смену году, куст превратился в дерево, часовой сменял часового… Дерево состарилось, засохло и, наконец, превратилось в «ничто», земля, питавшая некогда его корни, сравнялась, уничтожив самые следы его существования, а часовой и по сей день сменяет часового по правилам воинского устава, ревниво охраняя пункт, где некогда был все же августейший куст, а ныне – увы! – пустое место…

«Успенский склонен ставить поднимающиеся в нем, под напором жизни, вопросы ребром, „бесстрашно“ и без соображения с какими бы то ни было доктринерскими мерками („формулами прогресса“. Л. Т.), доводя известную мысль до самого крайнего ее логического конца, чтобы вслед затем так же бесстрашно произвести эту самую операцию над другою, может быть, прямо противоположною мыслью». («Русское Богатство», 1900 г., XII, 167. Курсив мой. Л. Т.)

(«Русское Богатство»., 1900, XII, 163.) Г-н Михайловский все «мимоходом»: пощебечет и дальше. И куда он так торопится? Речь идет об Успенском, вопрос затронут основной: отношение мужицкой психики к мужицкой экономике. Г-ну Михайловскому известно, что «легкомысленное отношение к серьезным вещам всегда непозволительно», и кроме того, что «писания Успенского требуют особенно вдумчивого внимания» (там же, 167). Это не помешало, однако, г. Михайловскому, как мы сейчас покажем, в своем олимпийском «мимоходом» проявить по отношению к серьезнейшему вопросу писаний Успенского беззаботнейшее легкомыслие, нимало не стесненное путами «вдумчивого внимания».

Совершенно с равным успехом г. Михайловский мог бы построить такое рассуждение. Один из героев Успенского вполне, мол, точно отмечает следующее свое наблюдение: «Кормиться надо… Душа просит прокорму» («Тише воды, ниже травы»). Известно, что потребность в прокорме, – мог бы пояснить г. Михайловский, – лежащая в основе всей экономической деятельности человека, сама по себе не есть явление экономическое. Следовательно…

Курсив Успенского; неоговоренные курсивы – мои. Л. Т.

В скобках слова Успенского; курсив мой. Л. Т.

Не можем сделать ничего лучшего, как отослать читателя к самому Успенскому, преимущественно к следующим очеркам, представляющим наиболее зрелые плоды его творчества: «Крестьянин и крестьянский труд», «Власть земли», «Из разговоров их с приятелями». (II. 519 – 718.)