Лев Троцкий - Проблемы международной пролетарской революции. Коммунистический Интернационал

Но сейчас злорадное хихиканье начинает застревать в глотке у биржевых янки. В европейском хаосе все повелительнее и могущественнее поднимает свою голову идея порядка, нового, коммунистического порядка. В сутолоке и сумятице кровавых столкновений, империалистических, национальных и классовых, наиболее отставшие в революционном отношении народы медленно, но неуклонно равняются по тем, которые уже оставили позади свои первые победы. Из тюрьмы народов, какой была царская Россия, на наших глазах, в наши дни, с освобождением Риги, Вильны, Харькова, вырастает свободная федерация советских республик. Нет другого выхода и другого пути для народов бывшей Австро-Венгрии и Балканского полуострова. Советская Германия войдет членом в эту семью, которая месяцем позже или раньше включит в свой состав советскую Италию, советскую Францию. Превращение Европы в федерацию советских республик есть единственно-мыслимое разрешение потребностей национального развития больших и малых народов без ущерба для централистических потребностей хозяйственного единства – сперва Европы, а затем и всего мира.

Буржуазные демократы мечтали в свое время о соединенных штатах Европы. Эти мечты нашли лицемерно-запоздалый отзвук в речах французских социал-патриотов в первую эпоху последней войны. Объединить Европу буржуазия не смогла, ибо объединяющим тенденциям хозяйственного развития она противопоставляла разделяющую волю национального империализма. Чтобы объединить народы, нужно освободить хозяйство от оков частной собственности. Только диктатура пролетариата способна ввести потребности национального развития в их естественные и законные границы и соподчинить нации в единстве трудового сотрудничества: это и будет федерация советских республик Европы на основе свободного самоопределения населяющих ее народов. Другого решения нет. Этот союз будет направлен против Англии, если она отстанет в своем революционном развитии от континента. Вместе с советской Англией европейская федерация будет направлять свои удары против империалистической диктатуры Северной Америки до тех пор, пока заокеанская республика останется республикой доллара, – пока торжествующее хрюканье нью-йоркской биржи не перейдет в ее предсмертный хрип.

Еще кровавый хаос стоит над Европой. Старое сочетается с новым. События нагромождаются на события, и кровь наслояется на кровь. Но из этого хаоса все решительнее и смелее выступает идея коммунистического порядка, от которой не спасут буржуазию ни ее версальские заговоры, ни ее наемные банды, ни добровольные лакеи соглашательства и социал-патриотизма, ни великий заокеанский покровитель всех душегубов капитализма.

Уже не призрак коммунизма ходит по Европе, как 72 года назад, когда писался «Коммунистический манифест», – в призрак превращаются идеи и надежды буржуазии, – коммунизм шествует по Европе во плоти и крови.

Когда-то церковь говорила: «Свет с востока». В нашу эпоху с востока началась революция. Из России она перешла в Венгрию [16], из Венгрии в Баварию [17]и, нет сомнения, пойдет дальше на запад Европы. Этот ход событий совершается наперекор довольно широко распространенным, будто бы марксистским предрассудкам широких кругов интеллигенции, и не только русской.

Революция, которую мы переживаем, является пролетарской, а пролетариат сильнее в старых капиталистических странах, многочисленнее, организованнее, сознательнее. Естественно было бы, как будто, ожидать, что революция в Европе будет развиваться приблизительно по такому же пути, по которому шло развитие капитализма: Англия – перворожденная капиталистическая страна, за ней Франция, потом Германия, Австрия и, наконец, в последнем счете – Россия.

Это представление составляло, можно сказать, исходную ошибку меньшевизма, теоретическую основу всего его дальнейшего падения. Согласно этому «марксизму», приспособленному для мелкобуржуазного кругозора, все страны Европы должны в непреодолимой последовательности пройти две стадии: феодально-крепостническую и буржуазно-демократическую, чтобы дойти до социалистической. По Дану и Потресову, Германия 1910 года только что приступала к совершению своей буржуазно-демократической революции, чтобы затем, на основе ее, подготовлять социалистическую революцию. Что собственно эти господа понимали под «социалистической революцией», этого они никогда объяснить не могли бы. Они, впрочем, и не чувствовали потребности в подобном объяснении, так как социалистическая революция относилась для них к потустороннему миру. Неудивительно, что она показалась им... большевистским озорством, когда они встретились с ней на исторической дороге. С точки зрения этой плоской исторической постепеновщины чудовищной казалась самая мысль о том, что русская революция, придя к победе, поставит у власти пролетариат; что победоносный пролетариат, если бы и хотел, – а он не хотел, – не смог бы удержать революцию в рамках буржуазной демократии. Несмотря на то, что этот исторический прогноз был развит почти за полтора десятилетия до Октябрьской революции 1917 года, меньшевики искренно, в своем роде, считали завоевание пролетариатом политической власти случайностью и «авантюрой». Столь же искренно считали они советский режим продуктом отсталости и варварства русских условий. Механизм буржуазной демократии считался этими самовлюбленными идеологами полупросвещенного мещанства высшим выражением человеческой цивилизации: учредительное собрание они противопоставляли советам приблизительно так же, как можно бы противопоставить автомобиль крестьянской телеге.