8.Модернизация предполагает фундаментальную переструктуризацию идентичности. Не де-структуризацию с варварской ломкой любых идентификационных матриц, а пере-структуризацию.
Традиционное общество может позволить себе племенные и региональные типы идентификации, дополняемые идентификацией конфессиональной. Если, например, подавляющее большинство жителей Франции - католики, то они одновременно могут быть бургундцами, лотарингцами, окситанцами, бретонцами и так далее. Но как только возникает конфессиональный раскол (например, между католиками и гугенотами), возникает вопрос - чем спаять общность. Уже не конфессией… А чем?
Традиционное общество не имеет ответа на этот вопрос. Да оно в нем и не нуждается до поры до времени, потому что конфессиональный жар достаточен, чтобы обеспечивать минимум "спаянности" в пределах традиционной социоконструкции. Но тут еще и жар остывает. И оказывается, что короли и феодалы уже не могут обеспечить никакой спаянности (даже полуформальный абсолютизм выдыхается), а робеспьеры и сен-жюсты могут.
А за счет чего они могут? За счет модернизации и тех форм решения вопроса об идентичности, которые она порождает (и которые, в свою очередь, ее подпитывают). Нет уже в пределах новой идентичности ни окситанца, ни бретонца - есть стандартный француз, который (А) является гражданином Франции, (Б) говорит на ее языке, (В) интегрирован в ее культуру при абсолютной свободе совести, (Г) имеет что-то наподобие этоса (это называлось "благоговение перед Францией").
А, Б, В и Г - это максимальный из возможных наборов, который характеризует так называемую культурную нацию (Германия, Франция). Англо-американский набор выводит за скобки В и Г. И это называется "политическая нация". Поэтому националист в понимании модерна - это не чудик, который будет рассуждать о том, кто во Франции галл, а кто не галл. Нет никаких галлов и франков. Есть французы. И без такого перехода от галльской идентичности к общефранцузской - нет ни модерна, ни нации.
А после того, как это зафиксировано, начинается очень жесткий процесс. Вандея настаивает на своей локальной бретонской идентичности? Соединяет такое упрямство с политическим своеволием? Адресует все это к традиционному обществу? Ну, что ж, туда идут революционные дивизии. Они везут с собой гильотину. Их сопровождает для острастки комиссар Конвента с особыми полномочиями и мандатом, подписанным "триумвиратом" (Робеспьер, Дантон, Марат). А дальше начинается кровавая мясорубка, по отношению к которой Чечня - это детский лепет. Это известно по архивным источникам. Но тем, кому лень лезть в архивы, достаточно прочитать классический роман Гюго "1793 год".
Линию Конвента продолжают все. Марата убивают, Дантона и Робеспьера казнят. Но на их дело никто не посягает. Ни более поздние ревнители революционной демократии, ни Наполеон, ни его последователи. Модерн сделал свое дело - создал нацию. И начинает на этом фундаменте реализовывать свой проект.
СЛОМАТЬ БАЗУ СОПРОТИВЛЕНИЯ, ИМЕНУЕМУЮ "ТРАДИЦИОННОЕ ОБЩЕСТВО", ПОСЕЛИТЬ В ОБЩЕСТВЕ НОВЫЕ СИСТЕМНЫЕ ИДЕАЛЫ, НОРМЫ И ПРИНЦИПЫ - ВОТ ЧТО ТАКОЕ "ДЕЛО МОДЕРНИЗАЦИИ".
9.Никогда и никакой модерн не может быть развернут в обществе без того, чтобы каждая пора социальной ткани не оказалась заполнена глубоким и искренним почитанием Закона.
Причем не абы какого Закона, а формального права, одинакового для всех, всеми выполняемого и разделяемого. Право должно быть именно формальным. В этом основа модерна. И перед этой формальностью должны склоняться все. Буква закона - не презираемая хаотизированным обществом козявка, а священный символ, на который молится общество, упорядоченное этой - особой - "светской сакрализацией".
Ни рассуждениям о том, что право вторично по отношению к правде, ни разного рода присказкам (мол, как телеграфный столб - перепрыгнуть нельзя, обойти можно, как дышло - куда повернул, туда и вышло), в модернизации места нет. Те, кто этого не понимает, проведут жизнь в тюрьмах или быстро прервут ее на гильотине или электрическом стуле. Никаких разговоров о том, что "кто силен, тот и прав" быть не может. Ты силен, богат и нарушил право? Получай по закону! Именно уравнивание всех в правах становится коронным номером нового "монстра" под названием "модернизационное государство".
В соответствии с этим абсолютным приоритетом, самым тяжелым из всех возможных преступлений является ТОРГОВЛЯ ПРАВОМ, то есть коррупция. Потому что превращение права в товар - это конец модерна. И модерн это понимает. Отсюда расстрелы на стадионах, выставляемые напоказ набитые чучела и все прочее. Внутри очень разубоженной новой социальной ткани, создаваемой модерном, остается мало "склеивателей". И право из них является основным. Оно становится одной из главных "скелетных" конструкций модерна. И его системообразующее значение осознается всеми - элитой прежде всего.
Читать дальше
