Вл Гаков - Побег из детства (Юные годы писателя Рэя Брэдбери)

И по воскресным дням заглянуть на кухню, где уж непременно угостят блинчиками с медом или традиционным - только что из духовки! - яблочным пирогом.

И с шиком прокатиться на автомобиле, если кто подвезет. В десятый раз сходить на ковбойский фильм. Сбегать на станцию, поглазеть в сотый раз на проносящийся мимо экспресс. Не пропустить ни одного приезда цирковой труппы. И, презирая предупреждения старших насчет ангины, хватануть - сразу же, на одном дыхании - полбрикета сливочного мороженого. А то еще погрызть жареной кукурузы и выкинуть початок прямо на мостовую: какой же мальчишка в его возрасте "унизит" себя урной...

А сколько он всего не любил!

Дождливые дни и тяжелые предгрозовые ночи. Хмурых неразговорчивых незнакомцев, изредка появляющихся на улицах Уокигана. Зловещий овраг в лесу: ходили слухи, что там по вечерам бродит какой-то тип, которого мальчишки прозвали Одиноким (позже это реальное воспоминание детства выльется в целый эпизод в "Вине из одуванчиков")... Иногда - школу, когда случалась выволочка от учителя, изредка - родителей, когда те становились чересчур строги. Мальчишек-забияк, которые, бывало, поколачивали не умевшего как следует драться Рэя. Болезни, несчастья, похороны.

Лето двадцать восьмого года он запомнил на всю жизнь. Почему именно это лето - ничем вроде бы не приметное, простое и радостное, каких немало наберется в жизни каждого подростка?

В книге об этом ни слова, и можно только строить догадки. Но вот осенью определенно случилось событие, которое подвело черту беззаботному и внешне бесцельному детскому существованию - и как знать, может быть, лето 1928 года действительно стало последним "детским" летом Рэя Брэдбери.

Осенью восьмилетнему мальчику впервые попал в руки журнал научной фантастики. Семя упало в распаханную почву.

"КОРНИ"

В молодости я очень любил книги. Лучшие мои часы - это те, что я провел в библиотеках... А потом появился Гитлер... позже в Америке появилось словечко "маккартизм" и началась "охота на ведьм". Горели книги в Кливленде, Бостоне... И я подумал: одно поколение пишет книги, другое их сжигает, третье сохраняет в памяти...

Тут надо сделать временную остановку в нашем путешествии на "машине времени".

Мы еще вернемся в годы детства Рэя Брэдбери, увидим, как семя даст всход, и в самом конце нашей истории будем наблюдать появление зеленого ростка. Первые годы жизни Рэя Брэдбери в научной фантастике пройдут перед нами чуть позже, а пока остановимся и основательно "покопаемся" в той почве, откуда мы ждем появления стебля.

Творчество Брэдбери внушительно и многогранно и напоминает могучее дерево, ветвистое, с обширной кроной. И прежде чем исследовать ствол, ветви, не лучше ли разобраться в корнях?

Критики вечно попадали с нашим героем впросак: сколько раз его пытались "вогнать" в заранее придуманные схемы, называли то "научным фантастом", то "психологом-реалистом", искали истоки его творчества в мире сказки, в "готической" традиции, в американском романтизме. А он, словно играючи, мешал одно с другим, писал реалистические рассказы и строгую научную фантастику, а кроме того - сказки, пьесы, стихи... Даже тексты к комиксам сочинял с удовольствием, и это тоже, при ближайшем рассмотрении, не случайность.

Раздавали ему в изобилии и эпитеты: "наивный", "мрачный", "патриархальный", "добрый", "назидательный"... Но, поспорив, в одном все-таки сходились: в нем всего в избытке - и первого, и второго, и третьего.

"Научный фантаст" написал "Вино из одуванчиков" и полные скрытой теплоты рассказы об Ирландии и Мексике. "Реалист" на поверку оказывался с головой погруженным в мир ночных кошмаров, колдовства и сверхъестественного, в мир роботов, ракет и путешествий на "машине времени". "Певец патриархальной старины" громогласно, с поистине юношеским воодушевлением славил дерзкий звездный старт человечества, а потом вдруг становился мрачен и угрюм - и тогда на свет являлись рассказы, от которых веяло могильным холодком.

И все это один Рэй Брэдбери. Добрый и яростный одновременно. Когда надо - веселый и остроумный, а бывает, что и уныло-назидательный, как церковный проповедник. Так и шел он всю свою писательскую жизнь, мешая научное с потусторонним, по-детски наивное - с такими же "детскими" мудростью и проницательностью. И лицо его то освещала широкая улыбка, то оно становилось мрачным, и тревожно сжимались в немом вопросе губы.

Схемы множились, а реальный Брэдбери - живой и читаемый миллионами все ускользал от аналитического скальпеля. А ведь как просто было покопаться в его биографии, прислушаться к собственному "голосу" писателя, запечатленному на тысячах страниц его произведений, разузнать поподробнее, как, где и когда он жил, чем занимался и какие книги читал.